Русское дворянство времен Александра I

Исследования Ильина показывают, что истинное количество сторонников программы декабристов, реальное число тех, кто сознательно участвовал в ней или кто в той или иной мере и до некоторой степени ей симпатизировал, значительно выходит за узкие рамки «Алфавита» Боровкова. Красноречивый пример приводит в своих мемуарах Д. И. Завалишин, который утверждает, что в Москве даже архиепископ Филарет знал о существовании «либеральной партии» и был осведомлен о ее целях, которым он сочувствовал. Знали о ней «даже люди гораздо менее его любознательные и проницательные». Завалишин добавляет, что в московском кружке генерал-губернатора Д. В. Голицына, «окруженного членами тайного общества, даже открыто рассуждали обо всем этом»[891].

После неудавшихся восстаний, осуждения и вынесения приговоров тем, кто был признан виновным в участии в них, правительство Николая I, по понятным причинам, стремилось преуменьшить истинные масштабы «феномена декабристов». Столь же понятно, что, будучи лояльным государственным служащим, Боровков твердо придерживался своей задачи, избегая любого риска попытаться самостоятельно составить исчерпывающий перечень сочувствовавших декабристам в более широком сообществе либерального дворянства. Во всяком случае, без сомнения, было сочтено политически целесообразным игнорировать заявление А. А. Бестужева (Марлинского) Следственному комитету о вероятной степени симпатии российской знати к идеям декабристов: «Едва ли не треть русского дворянства мыслила подобно нам, хоть была нас осторожнее»[892]. Бестужев здесь также дал ответ на вопрос, который задал Пушкин в разговоре с великим князем Михаилом Павловичем: «Кто был на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а, кажется, много»[893].

Комментируя состав Южного общества, Завалишин утверждал, что оно было «чрезвычайно сильно» во 2‐й армии, где даже начальник штаба Киселев проявил свою двойственность, обсуждая республиканский конституционный проект Пестеля «Русская правда». Учитывая его хорошо известную склонность к преувеличениям, отметим утверждение Завалишина, что вся артиллерийская часть 3‐го пехотного корпуса состояла из членов Общества соединенных славян, группы, входящей в Южное общество, и что «в некоторых кавалерийских полках, как например в Ахтырском гусарском, все офицеры поголовно были членами Южного общества». Однако, несмотря на всю эту «огромную силу», — с раздражением заключил Завалишин, — она в конечном итоге ни к чему не привела, по той же причине, что и на севере, — «по политической неспособности главного распорядителя». В этой связи Завалишин особенно резко критикует Пестеля[894].

Ранний советский исследователь Пестеля С. Н. Чернов обнаружил, что Киселев, разделяя многие идеи декабристов, мало верил в их безусловный успех. Поэтому он решил не рисковать своей карьерой, более тесно сотрудничая с их тайным обществом[895]. В этом отношении Киселев был не одинок. Генерал А. П. Ермолов, командующий на Кавказе с 1816 по 1827 год, причислял к своим ближайшим друзьям драматурга А. С. Грибоедова, у которого, в свою очередь, было много друзей-декабристов и который, как настаивала М. В. Нечкина, возможно, сам был членом их тайных обществ. Грибоедов был одним из задержанных для допроса в связи с восстанием, и, когда фельдъегерь достиг Кавказа с ордером на его арест, Ермолов дал своему другу возможность уничтожить потенциально компрометирующие документы. Генерал, очевидно, знал о существовании тайных обществ и предупредил по крайней мере двух из их членов, П. Х. Граббе и М. А. Фонвизина, что Александр I также знал о них. Более того, мы узнаем кое-что о собственном отношении Ермолова к тайным обществам из письма, которое он написал А. А. Закревскому летом 1819 года: «Много раз старались меня вовлечь в общество масонов, я не опровергаю, чтобы не было оно вовсе почтенно, но рассуждаю как простой человек, что общество, имеющее цель полезную, не имеет необходимости быть тайным»[896]. Без сомнения, эту точку зрения разделяли многие «простые люди» из дворян того времени.