Русское искусство

Перечитывая то множество восторженных статей, которые с легкой руки Филимонова были написаны по поводу прославленного «Благовещения», изумляешься силе гипноза, таящейся в писаниях этого исследователя и действующей ныне столь же неотразимо, как и сорок лет тому назад, по выходе в свет монографии об Ушакове. Ибо чем другим, если не гипнозом, можно объяснить то, что автору чисто фряжских, «живописных» образов Спаса Нерукотворенного, не колеблясь, приписывали столь очевидную позднестрогановскую икону, как «Благовещение с акафистом Богородице»? Между тем, на одном из клейм акафиста – на том, которое иллюстрирует слова 11 кондака, – «Пение всякое побеждается», находится следующая надпись: «Писа до лиц сии образ Яков Казанец до лиц же выбирку довершил Гаврило Кондратьев, а лица у всей иконы писал Симан Феодоров сын Ушаков написася от создания мира 7167 г. от воплощения Сына Божия 1659 г. июля в 28 день». В этой летописи, перечисляющей работу каждого из трех мастеров, ни слова не сказано, кто сочинил икону, – или, по тогдашней терминологии, – кто «знаменил», чей рисунок или «ознаменка»? «Нет сомнения, что сочинение или исполнение его не принадлежит никому другому, кроме Ушакову», – решительно заявляет Филимонов только потому, что Ушаков был хорошим «знаменщиком»[530]. Едва ли это так. Прежде всего, Яков Тихонович Казанец, или Яков Тихонов, – иногда и Яков Рудаков, как он также назывался, – был в то время старшим, первым царским мастером, а Ушаков стоял на втором месте[531]. Иконописец, руководивший данной работой, всегда ставился на первом месте, и, конечно, гораздо больше оснований предполагать, что сочинителем «Благовещения», автором всей композиции является Казанец, писавший «доличное»; окончательную разделку мелочей – «выбирку» – довершил Гаврило Кондратьев, а Ушакову принадлежат одни лишь лица иконы, играющие в столь сложной, затейливой композиции лишь весьма скромную роль. Как это клеймо, так в особенности второе верхнее – на слова 3 кондака «Сила Вышнего осени тогда к зачатию браку неискустней», ничем не отличаются ни по общему характеру, ни по отделке от таких запоздалых строгановских икон, как «Благовещение» Спиридона Тимофеева, мастера совершенно неизвестного и, несомненно, бесконечно уступавшего первостатейному царскому иконописцу Казанцу.

Самым популярным клеймом «Благовещения», приписываемого Ушакову, является то, которое иллюстрирует первый кондак акафиста, – «Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная, восписуем ти раби твои, Богородице». Эта песнь, как известно, имеет в виду прославление чудесного избавления Константинополя заступничеством Богоматери от нашествия неприятелей, почему иконописец-иллюстратор взял главной темой для клейма изображение осады Константинополя. Филимонова поражала здесь больше всего сложность композиции и множество тщательно выписанных фигур. Очень трогательно его наивное восхищение «силою исполнения весьма трудной задачи – представить на малом пространстве множество фигур»[532]. По красоте композиции клеймо «Взбранной Воеводе» значительно уступает другому клейму того же акафиста – на слова «Проповедницы богоноснии бывше волсви», где всего несколько фигур. Яков Казанец, Гаврило Кондратьев и Симон Ушаков. «Проповедницы богоноснии бывше волсви». Клеймо иконы «Благовещение с акафистом». 1659 г. (Церковь Грузинской Божией Матери в Китай-городе.) Но даже если достоинство композиции измерять количеством фигур, то выше были уже приведены примеры не менее сложных и «жизненных» композиций и не менее дробного письма, относящиеся к эпохе, предшествовавшей появлению Ушакова. Достаточно вспомнить хотя бы такие отлично сочиненные куски – настоящие «картины» в миниатюре, – как детали жития святых Бориса и Глеба из собрания С. П. Рябушинского, или детали более близкой по времени к Ушакову иконы «Чудеса Архистратига Михаила». Таким образом, нет ничего действительно нового в деталях «акафиста», окружающего «Благовещение». Совершенно неверно также и утверждение, будто эти последние уже по самому исполнению несравненно выше всего, что было известно до того и писалось современниками Ушакова. Как раз сравнение клейм «акафиста» хотя бы с такой иконой эпохи Михаила Феодоровича, как «Положение Ризы Господней», вскрывает все недостатки мелочного письма «Благовещения» и еще сильнее подчеркивает бесподобное мастерство, сверкающее в иконе Рогожского кладбища.