Русское христіанство

Тутъ мы встрчаемся съ другимъ варіантомъ того же аскетическаго благочестія, со странничествомъ по монастырямъ и по святымъ мстамъ. Оно такъ понравилось новокрещеннымъ русскимъ людямъ, что уже въ XI вк мы видимъ ихъ толпами идущихъ по монастырямъ Аона, Греціи, и Палестины. Въ XII вк русскіе іерархи издавали даже ограничительныя и запретительныя правила противъ злоупотребленія странничествомъ: такъ много людей отрывалось отъ работы въ ущербъ государству и народному хозяйству. Но съ ростомъ собственныхъ русскихъ монастырей паломничество непрерывно росло. Во вс времена года, но преимущественно весной и лтомъ, толпы богомольцевъ въ тысячи и десятки тысячъ переливались отъ Карпатскихъ горъ, отъ лавры Почаевской, черезъ Лавру Кіево-Печерскую и Московскую – Троицо-Сергіевскую до Соловецкаго монастыря на Бломъ мор и обратно. Нкоторые и въ другихъ направленіяхъ перескали Русь, поперекъ, отъ западнаго Псково-Печерскаго монастыря до мощей святтеля Иннокентія въ Иркутск у Байкальскаго озера. Въ то время какъ свтски настроенные русскіе интеллигенты знали только одно направленіе для своихъ путешествій – на Западъ: въ Германію, Швейцарію, Италію и почти не видали христіанскаго и библейскаго Востока, простонародная мужицкая масса отъ 15 до 30 тысячъ человкъ ежегодно обходила святыя мста: Царьградъ, Аонъ, Палестину, Синай, г. Бари съ мощами св. Николая Чудотворца. Все это устраивалось Русской Церковной Миссіей и Императорскимъ Палестинскимъ Обществомъ чрезвычайно дешево и удобно. И сейчасъ еще, когда изъ-за желзной цпи большевизма, сковывающей русскій народъ, ни одна народная душа не можетъ вырваться на волю и подышать свободнымъ воздухомъ святыхъ мстъ Палестины, тамъ въ осиротвшихъ русскихъ зданіяхъ печально доживаютъ свой вкъ сотни застрявшихъ еще со времени войны старыхъ русскихъ паломниковъ, преимущественно женщинъ.

Къ масс монастырскихъ богомольцевъ примыкала еще цлая странствующая армія сборщиковъ на построеніе храмовъ, сборщиковъ-монаховъ въ пользу самихъ монастырей и толпы нищей братіи, распвавшей духовные стихи. Получалась такъ называемая «Бродячая Русь», въ которую вливался и элементъ не религіозный, элементъ чистыхъ бродягъ. Конечно, все это наслдіе доисторическаго кочевническаго броженія племенъ по широкой русской равнин, оставшееся въ русской крови и преобразившееся въ русской душ въ мечтательность и искательство «новаго града», Іерусалима, сходящаго свыше. Свойственное восточному христіанству, сохранившееся отъ апостольскаго вка ожиданіе конца исторіи со вторымъ пришествіемъ Сына Человческаго, нашло въ этомъ «странническомъ» русскомъ сердц наилучшій откликъ. Если кто-нибудь изъ христіанскихъ націй такъ сочувственно и такъ радостно воспринялъ апостольское слово, что «мы не имемъ здсь пребывающаго града, но грядущаго взыскуемъ» (Евр. 13, 14), такъ это русскіе. Можно бы привести много фактовъ въ этомъ дух изъ области и церковной и сектантской русской религіозности. И даже внцерковная интеллигентская русская идеологія полна этимъ порывомъ къ катастрофическому концу исторіи и встрчи какого-то новаго міра. Характерно, что доисторическая антропологія находитъ слды двухъ катастрофическихъ исчезновеній на русской равнин, когда-то жившихъ на ней расъ. Въ безжалостномъ разрушеніи большевиками историческаго, духовнаго наслдства русской культуры какъ будто отражается эта привычка къ катастрофамъ. Нигд, особенно на Запад, христіанская эсхатологія такъ не близка, такъ не свойственка христіанскому благочестію, какъ въ Россіи. Бартіанство въ сравненіи съ русскимъ эсхатологизмомъ представляется какой-то запоздалой и надуманной концепціей. Легкое воспареніе надъ тяжкой инерціей историческаго позитивизма – это черта наиболе архаическая, первохристіанская въ русской религіозности. Русскіе – это современные ессалоникійцы – дти Павла.