Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I

Сияет, пенится, сверкает:
Одна минута все решает.
Сперва смешон великий замысл нам,
А там – глядишь – успели мы в старанье.
Отныне тот, кто здраво мыслит сам,
Мыслителя сработать в состоянье.
Звенит реторта! Вот ясней, ясней
Внутри ее: вот снова замутилось…
Не чудо ли? барахтается в ней
Мой человечек милый. Совершилось;
Раскрыта тайна; весь секрет открыт:
Чего ж еще желать нам остается?
Прислушайтесь: он что-то говорит.
Тс, тише! Речь в реторте раздается.

Наконец Гомункул создан – Мефистофель помог алхимическому чуду. Гомункул приветствует своего родителя, встречает Мефистофеля, как старого знакомца и старого плута.

…Ну что ж! ты кстати здесь, как раз,
Ты в добрый час пришел: я начинаю
Существовать – и действовать сейчас
Желаю страстно. Я готов к работе:
Ты можешь дать исход моей заботе.

Гомункул может жить только в своей реторте, но, по алхимическому преданию, гомункулы, как существа, созданные наукой, отличаются необыкновенными знаниями, имеют вместе с тем в своей природе нечто демоническое, – по тому и другому Гомункул близок и к Фаусту, и к Мефистофелю: Гомункул у Гёте действительно обладает глубокой проницательностью и вместе жаждою деятельности. Мефистофель указывает ему на Фауста, который все еще остается без сознания, и с этой минуты Гомункул деятельно вмешивается в его судьбу и становится его путеводителем. Гомункул в своей реторте вырывается из рук Вагнера, летит к Фаусту, рассказывает его сон и находит средство вернуть его к сознанию: надо раскинуть мантию пошире и перенестись в Фарсальскую долину, в классическую Вальпургиеву ночь, – в чем символически изображено стремление Фауста к античной красоте.

Вагнер при этих сборах спрашивает боязливо: «А как же я?» Гомункул успокаивает его, советует по-прежнему копаться в пергаментах, подбирать начала жизни и распределять их по расписанию:

Да, ты легко все можешь получить,
Найти награду за свои старанья:
Честь, долголетье, славу, деньги, знанье
И добродетель даже, может быть.

Появление Гомункула в судьбах Фауста дало много труда комментаторам Гёте, и один из них прямо говорит: «Что, собственно, должен представлять аллегорически Гомункул, это никогда не было достаточно определено комментариями. Ответ Гёте на вопрос Экерманна относительно этого своеобразного создания вовсе не решает этой задачи. Дюнцер называет его олицетворением неустанного стремления Фауста к идеальной красоте, и исчезновение Гомункула на классическом шабаше объясняет, как естественное, угасание этого стремления после того, как достигнута была его цель. Верно это или нет, но знаменателен тот факт, что этот результат усиленных исследований Вагнера должен служить Фаусту путеводителем в ту область, куда стремятся все его желания. Вместо того чтобы снова на многие долгие годы предпринимать свои независимые изыскания в таинствах природы, Фауст может теперь извлечь пользу из познаний, накопленных и собранных близорукими, лишенными фантазии, сухими специалистами, которые работали до него с педантическою добросовестностью, далеко не предчувствуя тех прекрасных применений, к каким могут послужить результаты их собственных исследований… Проницательный, богатый фантазией, остроумный гений несколькими смелыми синтезами обратит в величественное органическое единство весь тот хаос фактов, какой поставили в его распоряжение его менее известные предшественники»[232].