Русское масонство

Надо заметить, что Екатерина была не одинока в своем подозрительном отношении к масонству. Многие из ее современников даже еще более подозрительно и недоверчиво относились к этому движению. Из многих свидетельств такого рода сошлемся на записки Лопухина, которые подробно описывали отношения тогдашнего общества к масонству. Так, например, он говорит, что «люди, как бы почитающие себе за должность осуждать других и порицать то, чего совсем не знают, распускали разные о нас толки. Шум был велик, потому что людей таких много, и еще больше тех, которые столько же охотно верят всякому дурному о других, сколько не хотят поверить доброму».

Так, естественно, выясняется та позиция, на которую стала Екатерина II в отношении к Новикову и московским масонам, которых она до конца дела не отделяла от Новикова. Познакомившись с делом, произведя следствие, Екатерина уяснила себе это различие, чем и объясняется неодинаковый исход дела по отношению к разным лицам. О Новикове Екатерина выразилась, что он «умный, но опасный человек» и «мартинист хуже Радищева». Даже еще во время следствия ее не могли разубедить некоторые благоприятные доводы в пользу Новикова, так что и после доклада архиепископа Платона[274] Екатерина отозвалась о Новикове: «Это фанатик». Поэтому, по существу, в преследовании масонов нужно различать два дела: дело самого Новикова и дело всего масонства.

Теперь нам остается проследить внешнюю историю постепенно надвигавшейся грозы по отношению к деятельности Новикова и вообще масонства. Надо отдать справедливость осторожности, с которой Екатерина II подходила к этому делу. Деятельность Новикова обратила ее внимание уже в 1784 году, когда Новиковский кружок находился еще под покровительством московского главнокомандующего графа Чернышева. В августе этого года, в особом указе своем на имя Чернышева, императрица говорит, что содержатель типографии Московского университета Николай Новиков напечатал в своей типографии в Москве несколько книг, изданных комиссией о народных училищах, что нарушает права комиссии и ее доходы, посему приписывается взыскать с издателя понесенные убытки. Новиков дал объяснение, что книги[275] напечатаны по распоряжению московского главнокомандующего. Через месяц уже получился новый указ, воспрещавший печатать в Москве «ругательную историю» ордена иезуитов, так как этот орден взят государыней под ее покровительство. Это опять касалось Новикова, который действительно тогда печатал историю ордена[276].

Отношение правительства к масонам становилось все менее благоприятным. Это отражалось на отношениях к ним московских главнокомандующих, сменивших графа Чернышева. Первым преемником его был граф Брюс, который считал мартинистов людьми весьма опасными в политическом отношении. Он подозревал, что под покровом этого учения кроются стремления, клонящиеся к ущербу власти и нарушению порядка. Таково было мнение самой императрицы, на что указал Брюс Лопухину перед его отставкой[277]. Правда, преемник Брюса, старый воин Еропкин, вступивший в звание главнокомандующего в 1786 году, довольно терпимо относился к масонам[278]. Но в 1790 году главнокомандующим был назначен князь Прозоровский, человек весьма нерасположенный к Новиковскому кружку и усердствовавший в проведении взглядов императрицы. Сам Прозоровский охотно верил всем тем рассказам и слухам[279], которые в обществе ходили о мартинистах[280]. Неудивительно поэтому, что он выказал в нем особое усердие. При таких внешних условиях проходил процесс Новикова. Он представляет собой следующие этапные пункты.