Русское масонство

Действительно, в деле Новикова и во всей его деятельности общественная и политическая сторона должна быть поставлена на первом плане, и сам Новиков хорошо это понимал, называя ее «осью всего делопроизводства»[300]. Даже более того, масонство самого Новикова, после исследования Незеленова, может быть заподозрено; по крайней мере, чистота его. По характеру своему Новиков и не мог быть чистым масоном, ибо не признавал орденских обрядов, ему приходилось отрекаться со слезами от своей «умственности», от веры в свои силы, каяться в небрежении об обучении братии[301]. Как журналист Новиков проводил многие передовые идеи, которые не могли не вызвать тревоги в Екатерине II. Но императрица не касалась вопросов журнальной деятельности во время производства следствия. Следствие дало иной материал, который хотя и не дал правительству удовлетворительного ответа на многие из поставленных вопросов, но оно во многих случаях могло убедиться в том, что арестованные без вреда для себя и не могут дать отчетливого ответа.

Так, для следователя было очень важно выяснить отношения Новикова и его кружка к иллюминатству. Новиков на следствии очень отрицательно отзывался об иллюминатах, тем не менее в руках следователей были документы противоположного характера[302]. В научных взглядах на этот вопрос существует разногласие. Пыпин, например, сомневался, что у нас были последователи иллюминатов[303]. Напротив, новейший исследователь профессор Сиповский в деятельности Шварца видит отражение тенденций иллюминатства, находя подтверждение своему мнению и в его биографии[304]. Те же черты практической деятельности на почве политического обновления русского общества характеризуют также и Новикова[305].

В деле Новикова не все шло так гладко и невинно, как это иногда представляют исследователи. Нельзя не обратить, например, внимания на то, что даже в своих показаниях Новиков далеко выходит за пределы той деятельности, которая была бы свойственна чистому масонству. Он, по собственному признанию, выпускает в свет «мерзкие» книги, принимает деятельное участие в сношениях с Павлом, имеет в руках бумаги, от которых сам приходит в «ужас», однако переписывает и сохраняет их. В своих ответах Шешковскому Новиков несколько раз хитрит, запирается, говорит неправду, два раза он давал подписку о том, что не будет продавать запрещенных книг, и все же продавал. В руках правительства были еще какие-то бумаги, уличавшие Новикова[306].

Но, разумеется, в вопросных пунктах Новикову особо важное значение придавалось его сношениям с великим князем Павлом Петровичем. Показания самого Новикова о сношениях его с Павлом, как это естественно ожидать, отличаются величайшей осторожностью. Ясно одно, что Новиков еще раньше и по собственному почину подносил великому князю книги. Новиков не отрицал и того, что архитектор Баженов был в милости у великого князя и вел с ним какие-то переговоры. Нельзя было скрыть и того, что Павел милостиво относился к самому Новикову. Сношения Новикова с великим князем не были его личным делом: о каждом шаге в этих сношениях он совещался с князем Ю. Н. Трубецким и вообще со старшими братьями, ничего в этом деле не предпринимал без своего друга Гамалеи. При этих сношениях принимались меры крайней предосторожности. По своему обыкновению, Новиков в ответных пунктах обо многом отзывался запамятованием. Но он не мог скрыть того, что всякого рода пересылки от масонов к великому князю принимались последним очень милостиво. В одном из докладов Баженова было что-то «конфузное», было что-то такое, что заставило Новикова с Гамалеей «испугаться», так что приятели «тогда же бы ее [бумагу, записку Баженова] сожгли от страха» и не сожгли только потому, что надо было записку показать князю Трубецкому. В записке было что-то такое написано, что Новиков не отдал ее в подлинном виде даже князю Трубецкому, но сам переписал ее и несколько «оранжировал», сократил и «все невероятное выкинул». Конечно, были приняты меры к тому, чтобы чья-нибудь болтливость не выдала дела[307].

Новиков, очевидно, показал то, что необходимо было показывать, что скрывать было бы бесполезно и вредно. Таинственные документы, фигурировавшие в деле, до нас не дошли. Но и из этих показаний ясно, что сношения с великим князем выражались не в одной пересылке книг и, очевидно, имели какую-то политическую подкладку. Недаром сам Новиков признавал себя достойным жесточайшего наказания. И следователи Новикова вынесли общее впечатление, что в его ответах «есть нечто сокрытым быть желающее»[308].