Словом, не только в восприятии юного героя, но и в сознании читателя формируется образ вполне отрицательного персонажа — старосты Мироныча, хозяйского злого пса, пользующегося расположением к нему госпожи. Читатель, как и Сережа, надеется, что отец мальчика все-таки воздаст по заслугам этому безжалостному человеку. Но разбирательство, которое действительно учиняет отец, приводит к совершенно неожиданным для читателя результатам. Все, к кому из крестьян ни обращается Алексей Степаныч, отзываются о Мироныче одобрительно. Так же говорит о нем и местный священник, добавляя, что един Бог не без греха и что следует пожалеть только о том, что у Мироныча слишком много родни на селе и он до нее слишком ласков.
Изменившееся к Миронычу отношение ставит ребенка в тупик. И взрослые пытаются объяснить ему, что происходит. Совершенно добрых людей, говорят ему, мало на свете. Парашинские старики, например, сказали, что Мироныч — начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском деле. Конечно, он потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости у главного управителя, но как же быть? Свой своему поневоле друг, нельзя не уважить. Мироныч хотя и гуляет, но на работах всегда бывает в трезвом виде и не дерется без толку. Он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в чести у хозяев, то есть у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота. Хотя хозяевам немного обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши. В заключение старики просили, чтобы Мироныча не трогали и что всякий другой на месте его будет гораздо хуже.
Повествователь итожит пояснение родителей в том смысле, что в сознании ребенка не могли сочетаться мысли, что Мироныч может драться, не переставая быть добрым человеком. Однако эта «житейская мудрость», которая так обескуражила маленького Сережу, постигается, вероятно, только изнутри жизненной среды, в которой формируется человек, и только на протяжении долгого времени, может быть, целой жизни. Конечно, рефлектирующий герой русской литературы, вроде «Гамлета Щигровского уезда», в силу своих нравственных принципов, не может быть в ладу с подобной «мудростью». В известном смысле такой герой по отношению к «житейской мудрости» есть дитя, не владеющее опытом жизни, ее формирующим. Этому «дитяти» не дано, может быть, даже и снисходительное отношение к недостаткам Мироныча (и ему подобных бесчисленных в русской деревенской жизни старост), и терпение выслушать и прояснить суть происходящего, как это получается у Алексея Степаныча Багрова, отца маленького героя аксаковской хроники.
Произросшие из тех же, кажется, национальных корней, что и Багров-сын, из тех же в конце концов, что и староста Мироныч, русские образованные дворяне воспитывались в большинстве случаев, как свидетельствует отечественная литература, как бы «под периной», а уж затем обретали мировоззренческий, идейный опыт вдалеке от той «житейской мудрости», которой делится с читателем повествователь Аксакова. Из всего этого и следует вывод о невозможности воплотить «самые сладкие надежды» на благоустройство усадебно-деревенской жизни в ее повседневном течении, поскольку ее предполагаемый устроитель остается всегда вне «житейской мудрости», на значительной от нее социально-психологической, духовно-нравственной и мировоззренческой дистанции (вспомним комментарий А. И. Герцена к «Рыбакам» Григоровича).
Герой Тургенева, например, как и сам русский классик, никогда не сможет примириться со средой формирования этой «мудрости» — средой рабской, а не патриархально-гармоничной. А поэтому, не обладая достаточной душевной черствостью и духовной ограниченностью, как тот же Пеночкин, бурмистр которого Софрон — довольно близкий литературный родственник Миронычу, не обладая этим качеством, тургеневский «Гамлет» будет протестовать, как протестует чистый душой Багров-внук, видя неспешно разворачивающуюся перед ним прозу крестьянской жизни.
Для понимания возможной перспективы протеста против реалий крепостной жизни еще раз обратимся к тургеневскому рассказу «Гамлет Щигровского уезда». «Гамлет» от тоски и скуки деревенской жизни нашел себе супругу в соседней усадьбе, с «заглохшим садом и заросшим двором». Именно такие «сады» и такие «дворы», отмеченные влиянием «леса» (вспомним провидческий сон Базарова), чаще всего встречаются в литературных усадьбах XIX века. В этой среде и семейная жизнь приобретает какой-то обморочный вид. Герой сравнивает свою супругу с чижом, которого кошка подержала в своих лапах: чиж зачах, перестал петь, и однажды ночью к нему в клетку забралась крыса и откусила ему нос, после чего он решился, наконец, умереть. За этим образом угадывается намек на «смертельные» объятия провинциального образа жизни, в которых оказалась не только супруга героя, но и он сам.