Не только для Толстого, но, пожалуй, для любого русского классика XIX века природа есть несомненное мерило «настоящего», «истинного». Герой Толстого и Бога постигает через созерцание природы как его высшего творения. Слияние с природой для него в то же время есть и слияние с божественным началом.
М. Бахтин, говоря о художественном содержании трилогии, видит основную ее тему в «противопоставлении целостной природы и рефлексирующего духа». «Сначала в Николеньке воплощена целостная, единая, еще детская жизнь. Но далее, в Москве, возникает рефлексия: голос „я“ и все то, что противопоставляется этим „я“. Абсолютная чистота, детская наивность Николеньки дает возможность ясно обозначиться этим двум „я“: „я для себя“ и „я для другого“. То он живет для себя, то устремляет свои мечтания по лежащему вне его, внешнему пути. Ему нужно согласовать эти два „я“: „я для себя“ и „я для других“, а они не согласовываются, диссонируют. Отсюда его психологическая неловкость, неуклюжесть. Дружба Николеньки с Нехлюдовым — это попытка выйти из разлада и хотя бы в общении с одним человеком остаться самим собой, сойтись со своим глубинным „я“. Но горе в том, что определение в мнении других разрушает „я для себя“, разрушает природное единство. В продолжение всего творчества Толстой будет располагать мир по этим двум категориям, пока „я для других“ станет всей культурой, а „я для себя“ — одиноко»[480]
.Автобиографическая трилогия Л. Н. Толстого изображает мир в его природно-народной первооснове через становящееся самосознание индивида, поверяя таким образом «правду» и «ложь» в его формировании. Намеченная Толстым в его трилогии «диалектика души» получит полное развитие позднее, в эпопее «Война и мир». В ней же будет использован и опыт «военной» прозы, в частности опыт «Севастопольских рассказов».
С определенной точки зрения вся жизнь Льва Толстого — от молодых лет до глубокой старости — это или побег из своей среды, или намерение его совершить. Разлад с жизнью для Толстого — неразрешимая проблема. И на Кавказ, по его признанию, он едет от долгов и привычек. Главное, может быть, было в том, что, покинув университет и пережив крушение своих планов 1847 года, он просто не знал, куда себя деть, чем заняться.
Кавказ, судя по повести «Казаки», открывал перед писателем, во-первых, возможность сближения с народом — солдатской массой и казаками и, во-вторых, давал шанс испытать себя трудными обстоятельствами жизни. Но Кавказом бегство не ограничилось. Уже в ноябре 1854 года Толстой в Севастополе, участник военных действий с Турцией.
Вскоре, в 1855 году, появляются «Севастопольские рассказы», которые были задуманы и исполнены как цикл очерков об увиденной писателем войне. В этом произведении, при всей свойственной очерковому жанру рассказов документальности, предметом художественного освоения становится русское мировоззрение, воссоздаваемое Толстым в эпоху серьезных испытаний духовных и нравственных сил народа.
Впрочем, такое расхожее определение, как «испытание духовных и нравственных народных сил», мало что дает для понимания рассматриваемого явления. Из него не ясно, какова природа испытания и его источник? Почему так часто этого испытания желает некоторая, романтически и патриотически настроенная часть дворянства и почему нет ни одного персонажа из крестьян, у которого бы такое желание родилось? И наконец, почему желание испытаний, в том числе смерти за царя и отечество, не сохраняется даже у этой, патриотически-романтически настроенной части дворянской молодежи, как только она сталкивается с реальной войной или, того хуже, оказывается на краю гибели?
На наш взгляд, в «Севастопольских рассказах» в контексте рассматриваемого феномена русского мировоззрения Толстой впервые ставит проблему смены ценностных приоритетов. Говоря так, мы имеем в виду следующее. Каждый социальный слой, продуцируя и осваивая свой тип культуры, живя в ней, осознает и рационализирует ее посредством определенных смыслов и ценностей, с неизбежностью выстроенных иерархически. Но вот этого социального слоя касается мощное социальное событие — война, которая устраивает своеобразную проверку как каждому из этих смыслов и ценностей, так и той иерархии, в которой они существуют. И содержание их меняется, а иерархия выстраивается по-новому. И то, что, например, было жизненно важно для отцов, становится малосущественным для детей. Остановимся на этом вопросе подробнее.