В фильме же Николай Кирсанов совершенно неоправданно для него цитирует пушкинские строки. Это фрагмент неоконченного стихотворения «Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…», адресованного поэтом жене, вряд ли входившего в те собрания его сочинений, с которыми имел дело Кирсанов. Распространенными для цитирования эти строки стали гораздо, может быть даже столетием, позднее и не были знакомы современникам Пушкина и первым следующим за ним поколениям читателей. И уже никак не могли воздействовать своей, почти некрасовской печалью (со всей лирикой поэта 1830-х годов, незнакомой современникам) на мировидение этих поколений.
Читатели помнят, что у Тургенева Евгений и Аркадий отправляются в губернский центр по приглашению родственника Кирсанова по материнской линии Матвея Колязина. Встречаются там с Ситниковым и Кукшиной, посещают бал у губернатора, где им является Анна Сергеевна Одинцова. Авторам экранизации 1984 года этот эпизод предоставляет возможность выстроить образ чиновничьего мира с его искусственностью, отчужденностью от естественной жизни, с его нелепостью и абсурдом. А вот авторы телефильма 2008 года в этом месте прибегают к скороговорке, комкают эпизод. Бал у них дан с намеками то ли на Гоголя, то ли на Чехова, а скорее отдает плохо отрепетированной массовкой, где Одинцова при ее самооценке вряд ли могла появиться. Но дело даже не в этом, а в том, что балу предшествует гораздо более запоминающийся эпизод участия Евгения и Аркадия в забавах «наперсточника», вызывающего у молодых людей прилив нешуточного азарта и напоминающего нам о «лихих 90-х».
Невольно закрадывается мысль о том, что манипуляции новейших экранных толкователей классики с хрестоматийными текстами сродни манипуляциям этих самых наперсточников. В подробностях знакомый (и любимый притом!) текст на наших глазах исчезает, и с ним происходит нечто уму непостижимое. Но мы как завороженные наблюдаем за «монтажным» полетом жеста специалиста и даже аплодируем ему, забыв, что это ведь «ловкость рук — и никакого мошенства», представленным на потеху публики.
Как мы считаем, толчком к появлению одного за другим телесериалов по классической русской литературе стали несколько крепких и по-своему выдающихся экранизаций, созданных Владимиром Бортко: «Собачье сердце» (1988), «Идиот» (2003), «Мастер и Маргарита» (2005).
Особой победой здесь выглядела телеверсия знаменитого романа Ф. М. Достоевского, давшая неожиданно высокий рейтинг, вплоть до того, что на книжном рынке даже отмечался повышенный спрос на соответствующий роман классика. В своем месте мы обратимся к рассмотрению экранизаций Достоевского с точки зрения мировоззренческого диалога разных эпох. Здесь же хочется только подчеркнуть, что профессионально и добротно выполненная Владимиром Бортко телеверсия «Идиота» могла рассматриваться как адаптация сложного классического текста к потребностям массовой зрительской аудитории (возможно, с просветительской целью), но не как самостоятельное оригинальное высказывание в том, что мы назвали мировоззренческим диалогом эпох.
Однако вслед за добротно выполненной экранизацией «Идиота» одна за другой на телеэкран хлынули инсценировки русской литературной классики, чтобы, по выражению одного из персонажей знаменитой гайдаевской комедии, «ковать железо, не отходя от кассы». И уровень этих «прочтений» от фильма к фильму снижался, несмотря на то, что некоторые из них выполнялись безусловными мастерами своего дела. Так появились «Преступление и наказание» Д. Светозарова (2007), «Без вины виноватые» Г. Панфилова (2008), «Герой нашего времени» А. Котта (2007), «Доктор Живаго» А. Прошкина (2005), которые проваливались с легким шумом или вовсе бесшумно. Сам же первооткрыватель «золотой жилы» выпустил (уже на широкий, а не на телевизионный экран) «Тараса Бульбу», по Гоголю (2009). К этой же волне со всеми вытекающими последствиями мы относим и телеэкранизацию тургеневского романа «Отцы и дети» А. Смирновой.
Конечно, все названные фильмы выполнены на разном профессиональном и художественном уровне. Но печально то, что все они, так или иначе, обнаруживают общее им безрадостное явление, свидетельствующее о том, что в социально-культурном бытии страны настойчиво укрепляется поверхностный взгляд на мировоззренческое содержание классического наследия, которое если и оказывается востребованным, то только в виде эрзац-продукта, облаченного в привлекательную для массового потребителя упаковку, имеющую мало общего со смысловым и ценностным содержанием первоисточника.
Глава 9. Нравственные искания героев Л. Н. Толстого: экранные образы