Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

К сожалению, Тургенев почти не объясняет причину честного служения крестьянина. На реплику барина-охотника, дескать, отчего так, Бирюк скупо отвечает: «Должность свою справляю… даром господский хлеб есть не приходится»[505]. Как раз во время встречи лесника и охотника в лесу случается незаконная порубка. Бирюк, естественно, настигает «злодея» — одного из деревенских бедняков, крестьян-доходяг. Из его объяснений и просьб становится ясно, что на незаконную порубку его толкнула лишь крайняя нужда и за преступление у него отнимут его последнее богатство — клячу. Поняв все это, барин-охотник решает спасти «преступника». «Отпусти его, — шепнул я на ухо Бирюку, — я заплачу за дерево». Лесник, однако, связывает воришку и ведет к себе. Жалобы вперемешку с угрозами, исходящие от порубщика, наконец достигают цели, и лесник, к удивлению рассказчика, вдруг отпускает его.

«— Ну, Бирюк, — промолвил я наконец, — удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый.

— Э, полноте, барин, — перебил он меня с досадой, — не изволь те только сказывать. Да уж я лучше вас провожу…»[506] Рассказ завершен. Какова же «мораль»?

Очевидно, что, как и в случае с Хорем, Бирюк, честно исполняющий долг и верно служащий закону, — явление для предреформенного строя русской деревенской жизни настолько инородное, что либо рассматривается всеми как диковинка (Хорь), либо вызывает ненависть и желание уничтожить (Бирюк), именно в силу их чуждости и неорганичности. И если такие люди существуют, то лишь благодаря недюжинной силе своих характеров, неизвестно каким образом выработанных. У Хоря и Бирюка есть собственное видение мира. Без него они бы не знали, как строить, вопреки привычному, свой мир, как ставить и блюсти в этом мире самих себя. К сожалению, сами они почти ничего не говорят на этот счет, и нам ничего не остается, как домыслить, исходя из их поступков.

Первое, что следует сказать об их мировоззрении, так это то, что оно не может не быть рациональным. Их способ жить не так как все, не по стандарту или традиции, предполагает исключительно разумное освоение действительности и выбор собственного поведения, оптимальной модели жизни.

Их мировоззрение, далее, по своей природе не может не быть творческим, инновационным. Слишком многое они должны делать не так, как принято, как делают все, слишком многое, если не все, им приходится изобретать самим. Отсюда, кстати, и неподдельный, наверняка практический, интерес Хоря к способам жизни других народов. Хорь — творец, и ему интересно, как творят другие и что у них в итоге получается.

Их мировоззрение, наконец, не может не нести на себе отпечатка индивидуальности, личностного выбора, в конце концов — свободы и сопряженной с ней мужественной готовности держать личный ответ перед Богом, властью и людьми.

Остается вопрос: как оказываются возможны Хорь и Бирюк, как появляются отроки, подобные Павлу из «Бежина луга», откуда берутся они в беспросветности и иррационализме (только ли иррационализме?) российского бытия?

Взять хотя бы Бирюка. Отчего так беззаветно он исполняет должность и, вопреки настрою всех крестьян, честно служит закону и порядку? За высокую плату? Нет, он нищ. Из подобострастия или боязни помещика — наверняка нет. В каком случае его бы «любили» крестьяне? Очевидно, если бы он воровал и им позволял делать то же в «рамках приличия». Но почему он не делает этого очевидного и общественно поощряемого?

Знать, когда-то кто-то внушил или личным примером показал разумному и впечатлительному парнишке, что надо жить по правде и честно делать определенное ему в жизни дело. Он и живет с тех пор так, несмотря ни на что. Значит, верит, что именно эта правда — высшая, а не правда ворующих от нужды мужиков. И только однажды он отступает от этой правды, пожалев «лядащего» мужичонку, может осознав, что ему, леснику, для жизни по правде Бог силы дал, а мужичонку — обделил, и потому он может терпеть, а мужичонка — нет. А еще, может, он, как и повествователь, прозрел, что есть куда большее общее зло — российская жизнь, в которой и крестьяне, и помещики существуют от века, и что если вдруг кто-то перестает к этому общему злу приспосабливаться, перестает с ним мириться, а, напротив, в какой-то частичке жизни вдруг попытается злу противиться и даже устроить жизнь по правилам и закону, то вреда и несчастий он может принести, пожалуй, не меньше, чем самый последний злодей.

В своих «Записках охотника» Тургенев снова и снова прибегает к рассмотрению русских помещиков и назначенных ими крестьянских начальников — приказчиков. Так, например, в рассказе «Бурмистр» автор довольно подробно знакомит нас с «одним из образованнейших дворян и завиднейших женихов» губернии (вот оно, общественное мнение, воплощенные в конкретном человеке почитаемые обществом ценности!), помещиком Аркадием Павлычем Пеночкиным. Кто же этот господин, коего, согласно тургеневской рекомендации, смело можно причислять к сотне лучших помещиков России? Каковы же ценности, стоящие за ним?