Аркадий Павлыч — человек, получивший отличное образование, положительный и рассудительный, любит музыку и мастерски играет в карты, прекрасно одевается и содержит в образцовом порядке имение, в чистоте держит своих дворовых и крестьян. Слуги в доме, выстроенном по плану французского архитектора, одеты по-английски, вежливы и предупредительны до подобострастия, а кучера — страшно сказать! — каждый день не только вытирают хомуты и армяки чистят, но даже «самим себе лицо моют».
Порядок этот, как скоро выясняется, держится на телесных наказаниях. Впрочем, Аркадий Павлыч при случае дает понять, что по-иному «с этим народом» нельзя. К тому же для помещика каждый его «человек» важен целиком и исключительно в плоскости его собственной полезности, следовательно, и порядок для чего-то нужен. Так, когда в дороге случается происшествие и повару колесом «придавило желудок», то Пеночкин тут же велит спросить: а целы ли руки?
Волею случая повествователь оказывается с помещиком в его отдаленной деревне, в которой правит бурмистр Софрон, по определениям помещика, «молодец, умная голова, государственный человек». С первых же речей бурмистра выясняется, что он и впрямь умная голова. Так, зная, что барин чувствителен к проявлениям подобострастия со стороны крестьян, Софрон так и рассыпается в любезностях, целует барину руки, лебезит и заискивает. Но как только вопросы помещика переходят на хозяйственную тему — об истинных расходах и доходах деревни прежде всего — он тут же подбрасывает в разговор неожиданный сюжет: на их меже нашли-де мертвое тело, да он, молодец, велел его перебросить на соседскую землю.
Осмотр хозяйства показывает, что действительно все содержится в отличном порядке, включая посыпанные песком дорожки и отменно работающую веялку, выписанную из Москвы. Это, однако, как замечает повествователь, сильно диссонировало с унылыми лицами мужиков. Разгадка этого феномена не замедлила объясниться: перед приезжими предстают два жалобщика. Оказывается, эта семья, давно и несправедливо притесняемая бурмистром, дошла до разорения. Какова же история? Однажды погасив за крестьянина недоимку, Софрон прочно взял его в кабалу и теперь свел со двора «последнюю коровушку».
Само по себе это событие — обращение с жалобой — не нравится Пеночкину и, судя по его репликам, а также по замечаниям, вставляемым по ходу разговора с Софроном, в будущем крестьянам придется не сладко: «Собака, а не человек: такой собаки до самого Курска не найдешь». Помещичьей землей владеет как своим добром. «Крестьяне ему кругом должны; работают на него словно батраки: кого с обозом посылает, кого куды… затормошил совсем». К тому же он «промышляет землей», да и не ею одной: «и лошадьми промышляет, и скотом. И дегтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем… Умен, больно умен, и богат же, бестия! Да вот чем плох — дерется. Зверь — не человек; сказано: собака, пес, как есть пес»[507]
.На свой манер «присосались» к помещице Лосняковой служащие конторы, специально созданной, очевидно, для «рационального управления». Штат конторы в сравнении с хозяйственными делами имения непомерно велик, а результаты работы ничтожны: издаваемые время от времени «приказы» разным работникам по мелким житейским событиям вроде ночного беспокойства гувернантки пьяными криками в саду.
Помещица живет с размахом: для своих утех она содержит до полутораста человек дворни. Само собой, бестолковщина и безделье — явления повсеместные. Однако, как следует из рассказа повествователя, «умные люди» неплохо устраиваются и в таких условиях. Так, главный конторщик Николай Еремеевич за приличную личную мзду договаривается с купцом продать ему помещичьи «зеленя» по заниженной цене.
Так что бурмистр Софрон — явление достаточно типичное, получающее тем большее распространение, чем сильнее в деревне развиваются капиталистические товарно-денежные отношения, для которых излишен класс средневековых помещиков-крепостников, все больше превращающихся из нерациональных кровопийц в лежебок и бездельников, но продолжающихся числиться собственниками средств производства.
Однако их время истекает. А им на смену постепенно приходят бурмистры Софроны и конторщики Николаи Еремеевичи, которые, конечно, как и патриархальные помещики, не благодетели, но все же несут историческое благо. Великая историческая заслуга капиталистического строя, как отмечал К. Маркс, состоит, в частности, в том, что он «воспитывает всеобщее трудолюбие». Да, через несправедливости, страдания и несчастья люди начинают приучаться трудиться не только из нужды и не только в пределах удовлетворения минимальных потребностей. И в действиях бурмистра Софрона, который «затормошил совсем», как раз и проявляется его, первого капиталистического хищника деревни, конструктивная историческая роль.
Тургеневская галерея помещиков-земледельцев, в которой автор последовательно, образ за образом создает картину русской сельской жизни, продолжается рассказом «Два помещика».