Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

Нравственный пафос картины Балаяна — Миколайчука связан с глубоким состраданием к физически сильному, не лишенному чувства собственного достоинства и справедливости крестьянину, который в условиях всеобщей нищеты, убожества, неустроенности и рабской злобы становится своеобразным «козлом отпущения» как для деревни, так и для дворянской усадьбы. Он оказывается между непримиримо противостоящими мирами и гибнет словно от их обоюдного давления и противостояния огромной силы. А точнее было бы сказать, растворяется в единственно родной ему и принимающей его среде — природе, где нет ни рабов, ни господ.

Если в фильме «Бирюк» возникает образ пришедшегося не ко двору и «своим» и «чужим» крестьянина, только потому что честно исполняет свои обязанности, то в картине Рубинчика «Гамлет Щигровского уезда» таким же изгоем, таким же чуждым и «своим» и «чужим» предстает дворянский интеллигент. И в этом фильме, как и в картине Балаяна, сюжетное пространство гораздо более широкое, нежели в тургеневском рассказе. Режиссер вводит в фильм мотивы других произведений из «Записок охотника»: «Петр Петрович Каратаев», «Свидание», «Бежин луг»…

В исполнении О. Борисова «Гамлет» фильма противостоит искусственному миру, его окружающему; этому протесту посвящены все его начальные монологи. Он жалуется на свою «неоригинальность», в которой видит причины своего «гамлетизма». На самом же деле он чужд среде, в которой обретается, в силу тех качеств, которые мы наблюдали и в Бирюке: чувства справедливости и собственного достоинства. Ему свойственны тонкость переживаний, уважение к другому человеку. А эти ценности не в ходу в хамской среде, где правят бал господа Орбассановы, исправники и прочие им подобные… Неуютно, неустроенно и сиротливо в этом мире.

Независимо друг от друга и в разное время созданные две экранизации «Записок охотника» выявили, на наш взгляд, одну из существенных проблем художественного мира Тургенева. Если в первом рассказе «Хорь и Калиныч» мы еще чувствуем некую гармонию этого мира, родство миросознаний разных по натуре крестьян, то в последующих, а в особенности, в завершающих сборник произведениях художественное пространство лишается всякого намека на гармонию. И дело здесь не только в противостоянии рабов и господ, крестьян и дворян, но во всеобщей неустроенности усадебно-дворянского мира, атомизированности и разобщенности населяющих его персонажей.

В завершение наших размышлений об экранизациях отечественной классики XVIII — середины XIX столетий с точки зрения отражения в них особенностей русского мировоззрения и несколько предваряя подробный анализ романов А. И. Гончарова «Обломов» и И. С. Тургенева «Дворянское гнездо»[577], обратимся к двум весьма примечательным, на наш взгляд, работам наших кинематографистов — «Дворянскому гнезду» (1969) А. Кончаловского и фильму Н. Михалкова «Несколько дней из жизни И. И. Обломова» (1980). Примечательны эти фильмы прежде всего тем, что в них сделана осознанная попытка войти в мир двух русских художников как в пространство именно русского национального бытия с его специфической реальностью и мифологией. Исходя из опыта отечественных экранизаций, надо отметить, что такой подход, при всей его внешней естественности, не всегда оказывался актуальным для нашего кинематографа. Чаще происходит по-другому, и кинематографисты, пренебрегая задачей постижения национального мировоззрения через отечественную классическую словесность, преследуют гораздо более узкие, частные цели.

Роман Тургенева был создан в конце 1850-х гг., но, экранизируя его, Кончаловский обращается к более широкому контексту творчества классика. В первую очередь его волнуют вопросы, касающиеся путей и судеб России. Он, по собственным признаниям, читал всего Тургенева, все о Тургеневе, все вокруг Тургенева. Старался осмыслить главное во всех философских спорах российской интеллигенции тех времен — славянофилов и западников. Оказалось, вопросы, из-за которых кипели страсти в XIX в., — вопрос о пути развития России, лежащей между Востоком и Западом, вопрос патриотизма — были актуальны и на рубеже 1960–1970-х гг. Впрочем, таковыми они остаются и поныне.