Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

Упрек Кончаловскому в том, что он заигрался «модной» эпохой, несправедлив. Дело в другом, на что обращает внимание сам режиссер в ответном слове критикам: «…сложилось впечатление, будто авторы статей порой сами забывали о предмете своих рецензий и начинали выяснять отношения со своими оппонентами»[584]. Действительно, фильм Кончаловского спустя более чем столетие провоцирует столкновение тогдашних «славянофилов» и «западников». Отсюда и возмущенный голос Кожинова, которого никак не устраивают «высокие слова о родине», поскольку звучат они из уст Лаврецкого, вызвавшего недовольство литературоведа своим неприличным поведением со слугами. Но особенно недоволен Кожинов «шутовской фигурой горбуна, дирижирующего воображаемым оркестром или хором»[585]. Речь идет о Лемме (арт. А. Костомолоцкий), который у Кончаловского балансирует, конечно, на грани комического, но нигде не превращается в банального шута. Напротив, он очень важен для понимания мировоззренческого наполнения фильма, потому что позволяет взглянуть на тему отрыва от родного гнезда в особом ракурсе. «Шутом» выглядит одинокий Лаврецкий в парижских салонах, где супруга его чувствует себя вполне комфортно. (Таким же неуклюжим, неповоротливым и чужим, вероятно, должен казаться Пьер Безухов в салоне Шерер, где производит впечатление медведя.) Лемм, несмотря на более чем сорокалетнее свое пребывание в русских дворянских семьях, также одинок, странен. Он также мучительно переживает свое одиночество, свою глубинную неприкрепленность к чужому для него образу жизни, чужой семье. Слова «страшно умирать на чужбине» в его устах звучат правдиво и глубоко трагично.

Столь же одинок и другой персонаж русской классики — учитель-немец Карл Иванович из первой части автобиографической трилогии Льва Толстого «Детство». Он так же, как и Лемм у Тургенева, балансирует на комедийной грани, но это только усиливает драматизм его темы. А тема эта, подчеркнем еще раз, — трагедия невольного отрыва от родного гнезда. Мысль о безотчетной тяге к родному, почвенному является главной темой фильма и главной, согласно авторам фильма, составляющей русского, да, наверное, и не только русского, мировоззрения.

Лаврецкий у Кончаловского, возвращаясь на родину, хочет избыть перед ней свою вину, а скорее всего, избыть вину перед матерью, крепостной по происхождению. Именно потому, что она крепостная, ее портрета не окажется в фамильной галерее, но образ матери станет путеводным по возвращении. Тягой к родному окрашивается все, что встречает в Лавриках герой: и природа, и усадьба, и старый слуга. Отсюда эта почти заповедная ностальгическая красота усадебного мира. Но ею, этой красотой (или красивостью, как многие воспринимают), не исчерпывается образ Родины в фильме. С образом Родины связано и крестьянское происхождение Лаврецкого, каким герой откровенно гордится и даже бравирует. Происхождение героя — важный смысловой мотив картины, связанный с ее магистральным конфликтом, который, как мы говорили, Кончаловский собирался решать гораздо полнее. Конфликт этот и насыщает во второй части картины напряженным драматизмом ее сюжет: конфликт между усадьбой и деревней, между крепостным крестьянином и его господином. Он живет внутри самого Лаврецкого и выплескивается наружу в эпизоде ярмарки, в ее пьяном тяжелом веселье, в ее оскорбительной грязи и т. д. Вот отчего никогда не достигнет гармонии в своем миросознании не только Лаврецкий, но и входящая в жизнь «тургеневская девушка» Лиза Калитина (арт. И. Купченко), казалось бы, само воплощение гармонии. В равновесии с миром может находиться лишь ограниченный Паншин (арт. В. Сергачев), лишенный ощущения родины.

Нарушение равновесия с внешним миром и в миросознании главных героев картины Кончаловского есть одно из выражений неуравновешенности миросознания всей русской нации, где «верхи» никогда не могут договориться с «низами», а Россия — с Европой. Вот отчего поиск Лаврецким матери, родины, ее корней так и не дает окончательного результата. Напротив, мы оставляем его в длящемся поиске, оставляем странником. Мысль эта еще раз подчеркивается Тургеневым, «воскрешающим» жену Лаврецкого (актр. Б. Тышкевич), появление которой вновь возвращает Лаврецкого в состояние неравновесия, уничтожая только возникшую надежду на укоренение на родной земле благодаря возможному браку с Лизой. И это состояние героя есть тоже черта миросознания нашего соотечественника, — и не только в XIX в. Поиск Родины в себе — так можно было бы определить сюжет фильма Кончаловского. Поиск, который следует понимать как поиск духовного единства индивида, невозможного вне духовного единства нации.

Те же, или близкие им, проблемы беспокоили, вероятно, и Н. Михалкова, когда он создавал экранный вариант «Обломова». Известно, что на мировоззренческие поиски определенного рода режиссера натолкнула книга Ю. Лощица о Гончарове, вышедшая в серии ЖЗЛ и выдержавшая несколько изданий.