Русское молчание: изба и камень

В книге как будто постоянно речь идет о любви, но ощущение какой-то вязкой двусмысленности по мере чтения усиливается. Дело в том, что объект влюбленности во «Фрагментах» не только не имеет пола («Я считаю, что у мужчины, который любит женщину, у женщины, которая любит мужчину, у мужчины, который любит мужчину и у женщины, которая любит женщину, тональность чувства оказывается одинаковой» – говорил Барт в одном из интервью), он анонимен, абсолютно безличен, его индивидуальность несущественна. В каком-то смысле его попросту нет, а есть только бесконечная рефлексия влюбленного субъекта, хотя и несчастного, но вполне самодостаточного не только в своем чувстве, сколько в томительном рефлексирующем ожидании. Именно в этом, по Барту, и состоит фатальная сущность влюбленного: «Я тот, кто ждет». Это и есть любовная речь интеллектуала: рефлексия о рефлексии над влюбленностью значит больше, чем сама любовь, которая в итоге становится проблемой письма, а Эрос – сюжетом семиологии. Иногда кажется, что возлюбленный Барта – это не личность, а все тот же Текст, и «Фрагменты» лишь эпизод в любовном романе Ролана Барта с гипертекстом мировой литературы. И здесь возникает главная проблема влюбленного интеллектуала – желание любить и невозможность любить одновременно. Он никогда не может быть уверен до конца, что он любит или что он любим: бесконечность сомнения и вопрошания порождает зыбкое пространство неопределенности, в котором и увязает герой Барта. Это мучительное состояние в книге передано превосходно: кружение, блуждание, двусмысленность, неразличимость… Но это длится так долго, что в конце концов мы устаем. Текст начинает раздражать своей чрезмерной многозначительностью: слишком изощренные средства при отсутствии какого-либо результата, о котором сам Барт, впрочем, никогда и не помышлял. Его стратегии – ускользание, вопрошание, аллюзии, недоговоренности, никакой власти, прорыва, завершения. Как и полагается левому интеллектуалу, всю свою жизнь Барт занимался подрывом Власти, обнаруживая ее прежде всего в речи и письме. «Кое-кто ожидает от нас, интеллектуалов, чтобы мы по любому поводу восставали против Власти; однако не на этом поле мы ведем нашу подлинную битву; мы ведем ее против всех разновидностей Власти», – говорил Барт в одном из своих текстов. И следует добавить, против той, которая скрыта в Эросе. Поэтому его влюбленность – это любовь без обладания. Всякое обладание ложно, влюбленный еще не обладает, а обладающий уже не любит. Несчастный бартовский влюбленный не обладает ничем, даже своими переживаниями, его речь – это бесконечный поток рефлексии, повисающий в пустоте. Из языка, даже из языка влюбленного, в самом деле нет никакого выхода. Бартовский «Вертер» переживает, страдает, наслаждается своими переживаниями, двигаясь кругами и превращая их в письмо. Видимо, в жизни Ролан Барт был очень ранимым человеком, его влюбленному интеллектуалу явно не хватает искренности, непосредственности, откровенности, он слишком умен, искушен и осторожен. Но возможна ли в этой ситуации для интеллектуала искренность вообще, если всякий порыв будет тот час же поставлен под сомнение и скорей всего уничтожен безжалостным механизмом рефлексии, работающим без остановки?.. Прорыв к Другому оказывается невозможен, поэтому в книге он полностью отсутствует, есть лишь авторское «я», занимающееся подрывом власти во всех ее формах. Но и гиперанархизм Барта становится самопародией: подрыв власти, таящейся в языке, в Эросе, в человеческих отношениях, не более чем знаковая игра. Она происходит во имя себя самой и ничто иное ее не интересует. В результате получается еще один опыт изысканной интеллектуальной мастурбации, которые постоянно порождает современная, и, прежде всего, французская философия, эталоном которой является «S\Z» самого же Барта, где каждая фраза новеллы Бальзака «Сарразин» подробно комментируется автором.

Ролан Барт не написал романа: об этом можно только пожалеть. Но после «Фрагментов» становится понятно, почему он его не написал. Автор – это Демиург, он должен обладать безграничной властью, такой Автор для Барта умер навсегда.

Симона де Бовуар, феминизм и миф о матриархате

Этот текст родился на пересечении двух фундаментальных книг: новейшей пятитомной «Истории женщин на Западе» (на русском вышло пока первые три тома, «Алетейя», СПб), выполненной коллективом из 75 авторов, по преимуществу феминисток, посвященный античности, христианству и новому времени. И «библией» феминизма – книгой «Второй пол» Симоны де Бовуар (1949 г.), написанной по совету и под влиянием Жана-Поля Сартра, имевшей ошеломляющий успех, разошедшейся на основных европейских и восточных языках общим тиражом в несколько миллионов экземпляров. Это позволяет сравнить классический интеллектуальный феминизм с современным.