Русское окно

На линии Кельн – Будапешт Фабиан Мазурски с трепетом находит силу в иероглифах вновь обретенного родного языка, забытого за долгие годы, проведенные в доме Клепера, и позже, в пиаристской семинарии, во времени, связанном с вагонами «Ветропа». Он бродил по Будапешту в поисках новых привычек. Однажды вечером, разволновавшись до слез, он увидел негра в красной феске, товарный знак империи «Юлиуса Майнла». Мысленно раздвинул занавеску, вздрагивавшую на втором этаже, точно над входом в магазин «Юлиус Майнл», дорисовал в пространстве комнаты некие очертания мебели, озвучил квартиру шумами, голосами, скучными гаммами, которые кто-то из детей заучивает на пианино. Или это этюды Черни? Он добился великолепного вида, живет фрагментами, освободился от террора целого, которое сквозит в презрительных взглядах таможенников, пустых рубриках гостиничных анкет, в тетради, куда он заносит расходы. Наконец-то он смог, не прикасаясь, ощутить дрожь женского тела там, высоко, под куполом шатра, и стал силен в этом обладании, совсем как Густав Клепер. Он спокойно сдвинул с окна занавеску, и в этом движении была его целостность, он ничего не начинал и не заканчивал, это было движение счастья, ощущаемого интуитивно, всего лишь при глубоком вздохе. Возможности выстроились перед закрытыми дверями, которые защищали его от беспокойных перемен. Он бросил якорь во времени, которое, возможно, так никогда и не наступит, потому что где-то на этом пути настанет ночь, когда он, совсем как Густав Клепер, уснет в последний раз. Войдет в узкий тоннель, из-за легкой кривизны которого выход не виден, но все еще рисуется в идиллической рамке, и тогда все погаснет, и, может быть, последним звуком станет звонок на руле велосипеда какого-то ребенка, упорно звонящего и не решающегося въехать в глубину тоннеля. Только звук, но не рука, лежащая на руле велосипеда, не палец, непрерывно нажимающий на рычажок звонка.