Мотаясь на линии Будапешт – Кельн, Фабиан не мог определить, когда он уезжает, а когда возвращается, где та точка опоры, на которой он может на мгновение остановиться, собраться с силами для нового шага, рассмотреть с этой точки мир, выработать стабильное мнение, сравнить с ним другие взгляды, потому что без такой точки мир существует только в других взглядах, которые в связи с недостатком того самого основного взгляда не являются другими, без этого четкого взгляда все, что он видит, на самом деле как бы и не видит, не хватает координат, не хватает Йойо, паука, растянувшего сеть в углу их вагончика цирка «Барасани». Часами Фабиан, стоя в углу, разглядывал Йойо, который движениями идеального акробата передвигается по своему пространству, не обращая ни малейшего внимания на внешние передвижения, потому что путешествовал цирк «Барасани», а с ним путешествовал и Йойо, дом внутри дома, путешествие внутри путешествия. Но тогда, по утрам в «Барасани», а потом в «Орфее» и «Каролли», Фабиан сидел в темноте шатра и смотрел на маму, тренирующуюся на трапеции, как безошибочно она определяет точку, в которой концентрируется вся сила, и элегантно отдается движениям тела, опираясь всей тяжестью на шест партнера, как впитывает сотни затаившихся дыханий, вздохи зрителей, за которыми следует крещендо оркестра. И тогда – головокружение в тишине, головокружение, оборванное резким ударом оркестровых тарелок. Аплодисменты. С противоположной стороны пустого шатра сидит Густав Клепер. Владелец точек опоры. Таинственный импресарио, снабжающий европейские и американские цирки чудесами из глухих краев Восточной Европы. У него широкая сеть осведомителей, его взгляд охватывает все, вплоть до монгольских степей, в любое мгновение он знает потребности по крайней мере двадцати самых больших цирков мира и безошибочно готов удовлетворить любой их запрос. Он обожал акробаток, фигуры которых успокаивали его душу, потому что вечное окружение из уродов, постоянные поиски ошибок природы требовалось компенсировать бальзамом. И Густав Клепер добивался этого, часами наблюдая за репетициями акробаток. Всегда в движении, в поисках ошибок, он мог по несколько недель кряду проводить с каким-то цирком. Останавливался в шикарных отелях, тратил баснословные деньги на развлечения в сопровождении многочисленной свиты, курил сигары и пил коллекционные вина. Менял женщин как галстуки. Небольшого роста, мелкий в движениях, как будто внутри его крутился тяжелый шар, какой-то перпетуум-мобиле все время двигал этот маленький организм. Ночами, которые он проводил в попойках, любил рассказывать о событиях, пережитых во время своих путешествий, как и где нашел женщину с тремя грудями, юношу ростом почти в три метра, четырехлетнего мальчика, который за это время прошел весь путь биологического развития, и все это делал, успокоившись красотой какой-нибудь акробатки. А поскольку он умел месяцами идти по следам, ведущим его к ошибкам, к уродству, к добыче, так и годами мог следить за акробатками, знакомясь с их любовными приключениями и дожидаясь своего часа. Потому что самым мощным оружием Клепера было терпение, молчаливая ловушка, в которую рано или пздно попадет его добыча.
