Русское окно

И Штефан Гурецки прошел этим путем. «Карпатию» не придумать. Не придумать и утро Марии Лехоткай на террасе виллы в Лападо. Объятия молодого адъютанта. Римские императоры Ирины. Прямой вагон до Дрездена на белградском вокзале. Ложка из «Восточного экспресса». Это уже Даниэль. Жив ли он? Постоянные поиски убежища в чужой истории. Может, он покончил с собой на своем престоле контролера планеты.

Я как орган. Продуваю все трубы.

Будапешт. Kezmuves. Ручная работа. Отсюда началось путешествие на край себя. Мир покрыт знаками. Все кишит, как под микроскопом.

Стервятник. Все это – я. Кого ты постоянно убеждаешь? Себя? Кого ты представляешь? Какое время? Поколение? Никого и ничего.

Если поспешите, поймаете ночной поезд на Белград, говорит кондуктор.

Огни вокзала Келети. Где-то неподалеку пансион «Адрия». Дышать и слушать себя. Ловить.

Меня будут звать Руди.

Кое-какие другие рассказы

Богдан Тонтич

Я невысокий и коренастый, с большой головой и крепким членом. Итак, глубокая ночь, время без фотографий и портретов. Без свидетелей. Только пульсирующая артерия. Старик, низкорослый и кривоногий, стоит посреди двора, обеими руками держит шланг, вздувшийся от напора воды. Это мой дед. Поливает двор, прежде чем припечет солнце. Передвигается медленно и уверенно.

В этом дворе я вырос. Дядья и тетки, огромная семья, мой дед держал гостиницу, в четырнадцать я уже драл горничных. От него я унаследовал походку. Сцена заменила двор. Мой отец тоже невысокий, коренастый и головастый, но походка у него другая, шаткая и неуверенная. Мы с дедом выступаем неспешно и с достоинством. Энергия – константа нашей генетической формулы.

Короткие толстые пальцы, вцепившиеся в конскую гриву, муде дышат в седле. Безымянный предок из русских степей. Я нарек его Иваном. Ангел-хранитель.

Стоит забыть текст, как он мне нашептывает в ухо слова. На сцене, в кровати, за столом в трактире, на пляже. Без этих слов мир бы в ад превратился. Да, все в голове. Нет ничего из чужих голов. В момент, когда заберешь, оно твое, в тебе родившееся. Я – сумма всех сыгранных ролей. Они остаются во мне, даже когда их снимают с репертуара. Сезоны складываются в года.

Первый утренний кофе пью в одиночестве. Зимой на кухне, летом на террасе. Просыпаюсь рано, вылезаю из кровати и заглядываю в себя. Какие там пейзажи, просто чудо. Начало дня исключительно мое. Допускаю к себе того, кто приходит первым. Я всегда жил без плана, расслаблено, как в отеле. В конце, когда подводится черта, каждый получает ровно столько, сколько заслужил. Божий счет не подправишь. Важно как можно раньше себя распознать. Хотя и никогда не поздно. Не годится только с самим собой разойтись, никогда не встретиться. Говорю тебе, забей на хронологию, все, чего не получишь вначале, будет ждать тебя в конце, за все, что лишнего зацапаешь, придется заплатить вдвойне.

Ребенком я рассматривал карты, Азию чаще всего, в ней я бы сразу потерялся. А исторический атлас, какое это было безумие, все эти изменения, минувшие века, границы, государства, ночами напролет следил за славянскими племенами на Балканах. Как это все смешно, из-за нескольких долбаных десятилетий жизни на земле нагромождать массу обзоров и расчетов, убивать жизни, не знаю, поняли вы меня? Убеждаешь себя и других вместо того, чтобы следить, как растет травка, слушать тишину. Остановишься где-то в поле и стоишь там как дерево, под широким небом, всю ночь смотреть, как над тобой плывет месяц. Да, это Чехов. Но это и ты, и я, и все мы. Как здорово, что кто-то был тобой до тебя и что кто-то будет тобой и после тебя.

Видишь, я сам себя быстро нашел, наверное, из-за того двора, в котором вырос. С трех сторон дома с террасами. Стоит повернуться лицом к улице, как ты в театре. Оглядываюсь, засекаю передвижение горничных, как охотник, неслышными шагами следую за добычей. Приглушенный смешок, и мы уже в перинах. Плыву в постели. Каждый раз так. Без контекста, in medias res.

Женщины любят тех, кто не разыгрывает из себя, которые такие, какие есть. Никакого грима, парика и накладной бороды, никаких котурн, деревянных мечей. Им нужна передышка. Пауза между актами, длиной в год. Скажем, твоя мать. Вспоминаю, как она пришла в театр. Ты еще был ребенком. Какая энергия, жар-женщина. Мастерски перешивала костюмы. Но жизнь совсем другая штука, в ней переделками не поможешь. Она и не пыталась.