Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Но главную опасность император справедливо видел в сфере, трудноуловимой для власти, — в мире идей, где ценность неограниченной монархии давно уже была поставлена под сомнение. «Основное начало нынешней политики очень просто: одно только то правление твёрдо, которое основано на страхе; один только тот народ спокоен, который не мыслит», — сетовал в 1835 г. Никитенко. «…Мысль и её движение теперь подозрительны, какое бы ни было их направление», — писал в частном письме начала 1850-х гг. славянофил А. С. Хомяков. «С самого начала царствования Николай Павлович смотрел неблагоприятно на литераторов как на людей мыслящих, следовательно опасных деспотизму, а вследствие этого почитал опасною и литературу… бунтом почитал он всякую мысль, противную деспотизму. И потому малейший повод к толкованиям служил уже к подозрению…», — вспоминал М. А. Дмитриев. Николаевская эпоха — время непрекращающейся войны власти против свободы мысли, в особенности против русской литературы и журналистики. Многие эпизоды этой войны хорошо известны, потому лишь упомянём их без подробностей.

1826 г. — А. И. Полежаев отправлен унтер-офицером в армию за поэму «Сашка».

1830 г. — отстранение А. А. Дельвига от издания «Литературной газеты» и её временный запрет.

1832 г. — на втором номере закрыт журнал И. В. Киреевского «Европеец». Бдительное око обнаружило в статье издателя, «что под словом просвещение он понимает свободу, что деятельность разума означает у него революцию, а искусно отысканная середина не что иное, как конституция». В том же году — кратковременный арест В. И. Даля за издание книги «Русские сказки…» и уничтожение её тиража.

1834 г. — закрыт журнал Н. А. Полевого «Московский Телеграф» за критический отклик издателя на пьесу Н. В. Кукольника «Рука всевышнего Отечество спасла», нравившуюся императору.

1836 г. — закрыт журнал Н. И. Надеждина «Телескоп» за публикацию «Философического письма» П. Я. Чаадаева. Издатель отправлен в ссылку, автор официально объявлен сумасшедшим. В то же году — запрещение ходатайствовать о новых периодических изданиях.

1837 г. — арест и высылка на Кавказ М. Ю. Лермонтова за стихотворение «Смерть поэта».

1848 г. — высылка М. Е. Салтыкова-Щедрина в Вятку за повесть «Запутанное дело».

1852 г. — арест и ссылка И. С. Тургенева в его поместье за некролог Гоголю.

1853 г. — запрет славянофильского «Московского сборника» и установление за славянофилами явного полицейского надзора.

Как видим, от первых до последних лет николаевского правления политика систематического измывательства над литературой и общественной мыслью неизменна. Но в т. н. «мрачное семилетие» (1848–1855) она достигла апогея: «…начались цензурные оргии, рассказам о которых не поверят не пережившие это постыдное время; говорю — постыдное, ибо оно показало вполне, какие слабые результаты имела действительность XVIII и первой четверти XIX века, как слабо было просвещение в России; стоило только Николаю с товарищи немножко потереть лоск с русских людей — и сейчас же оказались татары» (С. М. Соловьёв). В 1848 г. редакторов литературных журналов А. А. Краевского и Н. А. Некрасова вызывали для острастки в III отделение. Его глава А. Ф. Орлов, по рассказу Корфа, «наговорил им столько, что оба тряслись как лист, а в заключение дал им подписать бумагу, в которой они не только обязываются не печатать впредь в своих журналах ничего в прежнем превратном духе, но и объявляют, что в случае нарушения сего подвергаются ответственности как государственные преступники». В отчёте Орлова за 1852 г. говорится, что некоторые литераторы «остаются при своих преступных понятиях и… умолкли только от страха; но мы не верим их угрюмому молчанию и продолжаем строго наблюдать за ними». «Скажите мне: зачем они тратят время на литературу? Ведь мы положили ничего не пропускать, из чего же им биться?» — такие слова главы Цензурного комитета генерала Н. Н. Анненкова передал его однофамильцу литератору П. В. Анненкову их общий знакомый.

О том, до какого абсурда доходили «цензурные оргии», свидетельствует, например, такой эпизод, рассказанный А. И. Дельвигом (кузеном поэта): «Жена моя положила на музыку несколько русских песен и романсов. В 1851 году она вздумала литографировать свои музыкальные пиесы, которых слова были уже неоднократно напечатаны [курсив мой. — С. С.]. Позволение цензуры тогда требовалось не только для литографирования музыкальных нот, но даже на гравирование простой графленой бумаги. Много было хлопот для получения дозволения от попечителя Петербургского учебного округа Мусина-Пушкина, который окончательно запретил печатание нот на слова Пушкина „Дар напрасный, дар случайный“ и на ответ на это стихотворение [митрополита Филарета (Дроздова)], начинающийся словами: „Не напрасно, не случайно“».