Русское воскрешение Мэрилин Монро

Я сумел глубже вникнуть в ленинские слова, только когда услыхал перечисление богов, и вся площадь под нами стала громко, даже неистово, хором их повторять. В этот самый момент над головами загрохотал самолет, и Ленин обернулся. Он что-то спросил у своей сестры, но что – я из-за грохота самолета не понял. Он ее снова переспросил, и вдруг его лицо начало растягиваться, как резиновое, а брови полетели вверх на высокий лоб. Тогда Мэрилин бросилась к нему, повисла на шее и затряслась, как позавчера над гробом.

Перед микрофонами сразу возникло замешательство, Фомин кинулся отключать их, и я услыхал его слова, сказанные Ленину:

– Он сам! Утром мы пришли, а он… Никто ничего не понимает!

Лицо Ленина я не видал из-за кудряшек Мэрилин, но он начал что-то говорить Фомину, а тот отвечать, и так продолжалось с минуту. Потом Фомин опять врубил микрофоны, и над площадью загремел его голос:

– Товарищи! Владимир Ильич устал с дороги, дадим ему отдохнуть. Не будем торопиться, он теперь с нами! Навеки! Завтра все мы выйдем на улицы и площади Москвы, – приводите с собой семьи, друзей, сослуживцев. Ленин навсегда с нами!

График сегодняшних мероприятий начал кардинально меняться: поехали не на заводы к рабочим, а в какой-то Дом престарелых. Члены политбюро с озабоченными лицами поминутно поглядывали на свои часы. Когда начали рассаживаться по машинам, все политбюро с Лениным и Мэрилин, сели в просторную «Газель», но я не решился к ним присоединиться. Вдруг Фомин схватил меня за руку и со словами «Давай, давай, чего теряешься!» затолкнул туда и меня.

Когда наша кавалькада из пяти машин пробивалась сквозь толпу, на площади люди буквально кидались под колеса. Они что-то нам кричали, рыдали в окна, возносили руки к небу. Когда выбрались на кольцевую автодорогу, то здесь сразу застряли в нескончаемых пятничных пробках. Наконец, через час свернули в сторону области и поехали быстрее. Всю дорогу молчали, а Ленин, закрыв ладонями лицо, сидел, нахохлившись, как воробушек. Мэрилин гладила его по спине и шептала что-то в ухо.

Остановились через полчаса у какого-то полуразвалившегося деревянного строения с табличкой у ворот «Дом престарелых». Все машины въехали на грязный, размытый дождями двор и, обдав бока грязной водой из луж, остановились. Мне тогда подумалось, что все мы, человек двадцать, даже не поместимся в этом домишке. И все действительно остались сидеть в машинах. На ветхое крыльцо взошли только Ленин с сестрой, Фомин и я, – потому что Фомин снова вытянул меня за руку из машины.

В вестибюле, за столиком дежурный старикан начал записывать в журнал фамилии посетителей: зачитывал их ему Фомин. К моему изумлению, эти фамилии были: Ленин, Монро и Соколов. Даже Фомин не пошел с нами наверх.

Впереди пошла Мэрилин. Мы поднялись по шаткой деревянной лестнице, прошли по коридору с обсыпающейся штукатуркой на стенах и остановились около двери из покоробленной от сырости фанеры.

Я последним вошел в эту дверь, но как только закрыл ее за собой, сразу понял, что мне здесь не место. На кровати неподвижно лежал больной старик. Владимир Ильич шагнул сразу к нему, сел на кровать, и я услыхал слова: «Папа, дорогой, как ты без нас? Как же такое могло случиться! Сергей… как он мог!». Мэрилин подсела к старику с другой стороны. Я потоптался несколько секунд у двери и вышел вон.

В коридоре подошел к окну: внизу во дворе было тесно от наших машин и людей. Около партийного «БМВ» собралось политбюро и слушало Фомина. Позади них стояли и тоже внимательно слушали пятеро дружинников. Дипломат ходил по двору с видео камерой и что-то снимал. В «Мерседесе» службы безопасности на водительском месте, с открытой дверью, сидел и курил «боров». Его шеф, Ребров, стоял рядом, прислонившись спиной к крылу машины, и глядел вверх на деревья. Я отвернулся и присел на подоконник. Посмотрел на длинный пустой коридор, и мне стало стыдно перед Владимиром Ильичом за этот нищенский стариковский дом. Не так тот представлял себе сто лет назад торжество коммунизма…

Еще я подумал, как странно, что, имея своих охранников, дружинников-коммунистов, Фомин приставил к Ленину именно меня. Не коммуниста, а даже совсем наоборот. Что он такое задумал? Не он ли Сергея Есенина удавил со своими бандитами?

Дверь в комнату старика распахнулась, выбежала Мэрилин с платком у глаз. Заметив меня у окна, она сразу отвернулась и постучала каблучками по коридору по своим делам. Увидав ее в дверях, я непроизвольно привстал с подоконника и вытянулся. Через несколько минут я увидал ее снова. Она шла обратно по коридору, и я опять привстал. Она подошла к двери, слегка тронула ее рукой и вдруг решительно повернулась и направилась ко мне.

– Я вас хотела поблагодарить, – сказала она с легким акцентом.

Она стояла так близко, что я даже чувствовал легкий, – и как мне показалось, совершенно неземной, – аромат от ее кудрявых волос.

– Вы такой смелый…