Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Oh yes, they do! — ответила я совершенно искренне. — Which, in its turn, is only half-true, but there is a good part of truth in it. Art in the modern world is a means to create objects of investment, another safe commodity, a tool to legalise your income or, in the very best case, an instrument of subtle propaganda that manipulates people into engaging themselves with false choices, as the choice between two politicians, both of which say essentially the same, or between two girls, a blonde and a brunette, or between two types of sexual gratification, and so gives them allegedly meaningful things to do, while keeping them very far away from the real sources of life, wherever these sources may be hidden.

(«Удачно сказано! — подумалось мне. — Жаль, не перед кем похвастаться…»)

— I disagree with your wish to see religion as the true source of life, I protest! — вырвалось у Патрика. Я даже притормозила: так неожиданно это было. Заметила, немного беспомощно:

— I didn't say a word about religion—

— Sorry, it was very idiotic of me! — сил его протеста хватило очень ненадолго. — Sorry, sorry! Of course you didn’t, it is just—but why should you deal with my own complexes and traumas, what makes me see you as my psychotherapist, it is ridiculous…

«Совершенно верно!» — едва не прибавила я, но удержалась. Это был бы очень британский ответ, а русскому человеку полагается жалеть своего собрата и, это самое, спасаться коллективно. Только вот он не мой собрат… или всё-таки, в каком-то высшем смысле? Мы продолжили идти, и пока я гадала об этом, а также думала, стóит ли мне сохранить свою насмешливость к нему, с которой почти любой живущий в Европе русский глядит на среднего европейца, или начать воспринимать его всерьёз, Патрик выдал:

— What I really wanted to say is that you, Ms Florensky, can never be categorised as a sort of women that are not worth choosing between, like one stupid blonde and another stupid brunette you spoke about. I wonder how you see me—as a naïve youngster perhaps—

Я, немного помолчав и перебрав разные варианты, ответила:

— As a naïve young man, indeed, for whom I have a lot of sympathy. It is not bad to be naïve when you are still young, Patrick, provided you can slowly unlearn to be it, and the very recognition of one’s own naivety means something. It is much worse to be fake—if you understand what I mean.

— Perhaps I do. You know, you are so confident, so knowledgeable, and so kind that I basically start to see you as my relative, as ‘Aunt Alice’—sounds funny, what? I never had an aunt by this name, but I would be happy to have one.

— Thank you for that, Patrick. I don’t object to being called ‘Aunt Alice,’ — улыбнулась я. Он разве тоже ёж, что ли, чтобы меня так звать? Что-то в нём есть от ежа… А хорошо, однако, что он не слышит моих мыслей! И хорошо иметь родной язык, на котором можно их думать.

— And yet, and yet… Imagine a parallel reality where my sexual orientation was different—and I still think it is something to be born with. Do you—hypothetically speaking—believe that, in such a parallel reality or—or—or in this reality even, it would be very bad of me to ask you for something like a date?

Я не сразу сложила смысл этих несложных слов в предложение, а сложив, рассмеялась:

— Oh Patrick! So sweet of you… Speaking of tastes: why don’t we sit down and have a lunch somewhere?

— I am glad you say that; I am terribly hungry, — признался Патрик. Да, загоняла я мальчонку по лондонским улицам… Стыдно, тётя Алиса!

Крохотное кафе с названием Bicafe Piccolo Bar (белые буквы на красной вывеске, странное «би» в названии — то ли намёк на двойную природу, бара и кафе, то ли уступка современной политкорректности) выходило прямо на улицу королевы Виктории (угол с крошечной улочкой холма Св. Андрея) и имело, кажется, два тесных столика внутри, а также два снаружи: их уже выставили, вопреки тому, что на улице было всего около плюс двенадцати. Но британцы вообще — морозоустойчивая нация. Я заказала аппетитный длинный сэндвич с богатой начинкой и чай с молоком. Патрик взял то же самое: то ли из солидарности, то ли потому, что ему некогда было думать: он ждал моего ответа. Думать, и очень быстро, приходилось мне. Как сложно прожить взрослую жизнь, чтобы никого горько не обидеть, но при этом не наделать глупостей!

— What I am going to say will sound very banal, — начала я, когда мы уселись за столик в ожидании нашего заказа, — but—why cannot we be friends in the most innocent, most childish sense? I would enjoy this friendship. I, too, need someone to talk to. Come and visit me once in a while! — прибавила я в порыве великодушия. — We can have long, comfortable talks in front of the fireplace, given that you can see me as ‘Aunt Alice’ and just that. I think we must exclude the romantic component in both the parallel and the actual reality. One person specifically taught me that, whatever feelings may develop, this component is a taboo between a teacher and a student.

— Do I know this person?