Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Спасибо, Патрик, и я не против того, чтобы вы меня звали «тётушкой Алисой», — улыбнулась я. Он разве тоже ёж, что ли, чтобы меня так звать? Что-то в нём есть от ежа… А хорошо, однако, что он не слышит моих мыслей! И хорошо иметь родной язык, на котором можно их думать.

— И всё же, всё же… Вообразите параллельную вселенную, в которой моя половая ориентация была бы другой, а я до сих пор думаю, что это — нечто, с чем человек рождается. Как вы думаете: говоря гипотетически, очень было бы скверно, если бы в такой параллельной нам реальности или — или — или даже в этой я бы вас пригласил на что-то вроде свидания?

Я не сразу сложила смысл этих несложных слов в предложение, а сложив, рассмеялась:

— Ох, Патрик! Так мило с вашей стороны! А если уж говорить о том, что мило: почему бы нам не присесть где-нибудь и не пообедать?

— Рад, что вы предлагаете: ужасно голоден, — признался Патрик. Да, загоняла я мальчонку по лондонским улицам… Стыдно, тётя Алиса!

Крохотное кафе с названием «Бикафе-Бар Пикколо» (белые буквы на красной вывеске, странное «би» в названии — то ли намёк на двойную природу, бара и кафе, то ли уступка современной политкорректности) выходило прямо на улицу Королевы Виктории (угол с крошечной улочкой Холма Св. Андрея) и имело, кажется, два тесных столика внутри, а также два снаружи: их уже выставили, вопреки тому, что на улице было всего около плюс десяти. Но британцы вообще — морозоустойчивая нация. Я заказала аппетитный длинный сэндвич с богатой начинкой и чай с молоком. Патрик взял то же самое: то ли из солидарности, то ли потому, что ему некогда было думать: он ждал моего ответа. Думать, и очень быстро, приходилось мне. Как сложно прожить взрослую жизнь, чтобы никого горько не обидеть, но при этом не наделать глупостей!

— То, что я скажу, прозвучит банально, — начала я, когда мы уселись за столик в ожидании нашего заказа, — но — почему мы не можем быть друзьями в самом невинном, самом детском смысле? Мне будет приятна эта дружба. Заходите ко мне в гости как-нибудь! — прибавила я в порыве великодушия. — Будем вести долгие неспешные разговоры перед камином, если, конечно, вы во мне будете видеть только «тётушку Алису» и не более того. Думаю, нам нужно исключить романтическую составляющую, и в параллельной реальности, и в этой. Один человек меня научил тому, что, какие бы чувства ни возникли, эта составляющая между учителем и учеником является табу.

— Я его знаю?

— Маловероятно: это был мой учитель английского, он ушёл из жизни два года назад.

— Сожалею. Видимо, он был выдающейся личностью, судя по… по всему, знаете.

(«Деликатный человек! — подумалось мне. — “Судя по тому, что вы, кажется, были в него влюблены”, мог бы он сказать, да, по сути, и сказал, только не напрямую».)

— Был, — подтвердила я. — Вспоминаю другую прогулку, лет одиннадцать назад, в течение которой я ему задавала очень похожие вопросы. Мне было тогда столько же лет, сколько вам сейчас. Думаю, можно сказать, что я теперь наблюдаю ситуацию с другой стороны.

— А вы помните ту беседу и вопросы, которые вы задавали?

— Помню. Она до сих пор так ясна в моей памяти, что, думаю, мне несложно будет её воспроизвести.

— Вы хотели бы?

Я кивнула — и Патрик, конечно, не удержался от просьбы вспомнить всё в деталях. Я попросила его подождать, пока расправлюсь со своим сэндвичем — и, покончив с ним, начала рассказывать.

[3] пожалуйста, сколько угодно

[4] Я воздерживаюсь от (о)суждения.

[5] Я чувствую, что я должен…

[6] — Вы — блестящая рассказчица. Я почти увидел своими глазами этот провинциальный русский городок, загадочного мистера Азурова и вас, молодую девушку, рядом с ним. И концовка тоже была реалистичной.

— Я бы её описала как «непредсказуемую», — грустно улыбнулась я.

— Именно это я имел в виду, говоря «реалистичная». Знаете, ваша история ощущается как чашка чая, оставленная на столе кем-то, кого вы никогда не видели, но можете почувствовать, что человек был здесь, потому что чашка ещё тёплая.

— Сильный образ. Спасибо.

— Спасибо вам. Так странно думать, что «тётушка Алиса» тоже была девочкой семнадцати лет, влюблённой в своего преподавателя. Интересно, как вы выглядели, когда вам было семнадцать.

— Я была куда симпатичней, не сомневайтесь в этом.

Телефон Патрика вдруг издал громкий и не особенно мелодичный сигнал, заставивший того вздрогнуть (а я, признаться, предчувствовала что-то такое). Извинившись и помрачнев, он стал просматривать сообщение на экране.

— Ничего ужасного? — осторожно полюбопытствовала я.

— Нет! Адам, который… который — мой партнёр, спрашивает меня, где я.

— Адам? — вежливо удивилась я — и тут в моей голове всё срослось. Да, конечно, Адам, этот высокий крайне молчаливый парень на первом ряду, похоже, страдающий аутизмом в лёгкой форме, по отношению к которому Патрик, добрая душа, видимо, взял шефство, перепутав стремление помогать и сочувствие с… ну, да это не моё дело. (И всё же любопытно: как это могло случиться? И неужели ни одной симпатичной девочки не нашлось рядом? Грустно, ребята, грустно…)