Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Круглая синяя керамическая табличка, установленная обществом охраны памятников архитектуры на доме по адресу Тэвисток плэйс, 34, сообщала, что Владимир Ленин, основатель СССР, жил здесь в 1908 году. Я некоторое время постояла перед ней, улыбаясь своему. Затем негромко произнесла вслух:

— Спасибо,

— коротко поклонилась и обернулась к Патрику, который наблюдал этот ритуал расширившимися от изумления глазами («по два рубля штука», как говорили в нашем детстве).

— Так это был ваш друг?! — наконец сообразил тот.

— Ну да.

— Что, все русские… А вообще я хотел спросить: он-то как вам помог с визой?

— Не знаю, — безмятежно откликнулась я. (Эх, тяжело им с нами! Не оцифровать русского человека.) — Он мне обещал помочь и помог.

— То есть вы имеете в виду, что, как его, разговаривали с ним? — уточнил Патрик с подозрением. Я кивнула. — Как ясновидящая, или спиритуалистка, или как там это называется? Извините, то есть, за вопрос.

— Нет: во сне.

— А что, сны помогают в получении визы?

— Жизнь показывает, что да. Ну, назовите это предчувствием, если хотите, — мы между тем уже дошли до перекрёстка и свернули на Уобёрн плэйс, налево.

— Да вы просто снова надо мной потешаетесь, как обычно, — пробормотал мой попутчик. Я сдержанно рассмеялась. — Мы сейчас в Тэйт Модерн идём, да? — Получив мой кивок, Патрик уточнил:

— На метро поедем?

— Я вообще-то собиралась идти пешком. — Я действительно собиралась идти пешком, хоть и не могла похвастаться особым знанием лондонской географии. Помнила только, что если продолжать двигаться дальше, рано или поздно выйдешь к Темзе. А уж там по набережной несложно дойти до собора Св. Павла и перейти реку по новому пешеходному мосту.

— Пешко-ом?! — это был почти стон. — Всё это время? Мы, что, спортсмены? Вы, как его, к марафону готовитесь?

Эх, какие же вы все изнеженные, молодёжь…

— Вам сложно представить двухчасовую прогулку? — спросила я, даже с некоторым разочарованием. — Так вы можете меня оставить в любом месте пути.

— Двухчасовую! Ну, окей, но — о-о-о… Хотел бы я быть настолько уверенным в себе…

Я едва удержалась от вопроса, что же ему мешает. Вместо этого, правда, миролюбиво пояснила, что совсем не ставлю своей задачей непременно дойти до Тэйт Модерн. Просто хочу гулять по Лондону и радоваться хорошей погоде. Если устанем — найдём по дороге кафе. А галерея современного искусства — да гори она синим пламенем! Что я там не видела, в конце концов! («Никаких я ваших стихов не читал! Ну, что ж тут такого, как будто я других не читал?» — как сказал об этом Мастер Ивану Бездомному; но цитату из Булгакова переводить и пояснять я не стала.) Патрик выслушал всё это со смесью недоверия и восхищения: в его голове, похоже, не укладывалось, как можно поставить цель и не достичь её, верней, как можно что-то делать просто так, получая удовольствие от процесса, а не от результата. В ответ он пробормотал, что, мол, творческие люди имеют право на свои чудачества, и чем больше их талант, тем больше эксцентричность. Эх, почему молодое поколение британцев всё больше смахивает на каких-то скучных немцев? Правда, кто их вообще разберёт, на кого они смахивают… После этой его реплики мы некоторое время шли молча.

— Может быть, нам стóит поговорить об искусстве? — это он нарушил молчание.

Я не могла не улыбнуться:

— Пожалуйста, не считайте, что обязаны задавать вопросы или развлекать меня, Патрик! Мне и так хорошо. Но я, само собой, не против поговорить об искусстве или о чём вам захочется.

— Знаете, я тут составил ещё раньше список вопросов…

— Давайте, — подбодрила я его.

— Проблема в том, что сейчас, когда мы говорим вживую, они мне кажутся не очень умными.

— Ну, рискните с одним.

— «Что создаёт успех творческого человека?» Потому что, знаете, предполагается, что после выпуска из вуза мы будем профессионально заниматься музыкой.

— Что делает художника успешным? Патрик, дорогуша, понятия не имею!

— Но — извините за вопрос — а себя вы считаете успешной творческой личностью?

— Недавно я продала одну из своих картин за пять тысяч фунтов, а ещё три года подряд писала и продавала картины — скажем честно, за меньшие суммы, — а также иногда преподавала рисование, так что…

— Так что ваш ответ — «Да».

— Вообще-то ответ — «Нет», или, скорей, «Я не знаю». Я определённо не являюсь самой талантливой художницей современности. Мои честолюбивые устремления лежат, скорей, в области, эмм, писательства, если уж непременно называть их честолюбивыми устремлениями.

— А у вас есть квалификация для этого? Извините, если грубо прозвучало. Я имею в виду вот что: общего творческого порыва будет достаточно мне после окончания вуза, если я решу заняться не музыкой, а чем-то другим?

— Вы имеете в виду, есть ли у меня формальное писательское образование, полученное в образовательном учреждении. Нет, ничего такого. Художественное образование может дать вам базовые навыки, но не обучит вас ничему сверх того. Оно не это делает. Оно пытается дать студентам возможность соприкоснуться с предшествующей художественной традицией.

— Что как бы важно, нет?