Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Да, это было то ещё представление, ради него стоило, конечно, прийти! Вновь тягостное молчание повисло над столом. Половина собравшихся, особенно люди помоложе, кажется, приняла всю речь за чистую монету и, так сказать, искренне ужаснулась происходящему, всем этим весомым контробвинениям, а также этим прозвучавшим вслух «раскосым и жадным очам», носитель которых сидела прямо здесь и могла возмутиться таким определением. Если бы я оказалась негритянкой, а сэр Гилберт процитировал бы Пушкина и его «Потомок негров безобразный, // Взращенный в дикой простоте», эффект был бы схожим (его, вероятно, мой спутник и добивался). Другая половина собравшихся, пожалуй, прекрасно уразумела, что «речь защиты» является явной пародией на «речь обвинения», обращая всю силу пустозвонства первой против неё самой посредством ловкой риторики, к формальному смыслу которой трудно будет придраться, не поставив одновременно под сомнение ключевые понятия современности, сочинённые правильными людьми; что их эксцентрический попечитель очевидно дурачится, верней, дурачится-то он, а в дураках останутся они. Миссис Уолкинг выразила общее настроение этой более сообразительной половины, заговорив первой:

— A very nice speech, Sir Gilbert. But we cannot take it seriously, can we?

— Why? — невинно и даже как бы оскорблённо осведомился баронет.

— Because the problem is that you, in your capacity as college chancellor, visit us twice a half-year, providing us with your protégées as new visiting lecturers and giving us your eccentric speeches, and because we, in our capacity of everyday college workers, must then deal with our students, their parents and guardians, and their expectations. Please answer for what you say, Sir Gilbert! — она, похоже, была не на шутку рассержена. — Do you understand that we absolutely cannot discharge Ms Florensky after your plaidoyer, if it was meant seriously? Are you aware of that?

(Странно: а мне показалось, что мы с директором почти подружились… Сейчас же я вовсе не узнавала ту миссис Уолкинг, с которой мы беседовали наедине: прямо два разных человека! Впрочем, возможно — даже вероятно, — она и осталась ко мне дружелюбной, по-человечески. А вот в качестве сотрудника для администратора организации я для неё стала сущей головной болью.)

— Yes, I am, — с серьёзностью отозвался сэр Гилберт. — No, I think we cannot. But we can discharge Miss Berzina instead.

Да, очередной сюрприз. И очередная долгая пауза. Украдкой я поглядела на Агнесе: её лицо шло красными и белыми пятнами. Бедная!

— Mercy, dear, — негромко обратился баронет к своей давней подруге неофициальным тоном. — We must postpone the issue for one month and handle it again in May. I am sorry for this performance. But I do hope that it has served as a lesson for a couple of people here. Do you understand that such lessons must be given once in a while?[7]

Лицо директора посветлело, а я в очередной раз восхитилась умом и деликатностью своего спутника, лишь сейчас осознав: всё это было устроено не ради меня или, в любом случае, не только для меня. Сэр Гилберт прекрасно видел «прогрессивный элемент» внутри коллектива вуза, попечителем которого являлся, и посылал им сейчас отчётливый сигнал: уймитесь в вашем желании выслужиться перед новыми хозяевами мира, а не то вас самих попросят из нашего вуза на выход. Мы, большинство, пока ещё сильнее, умнее и находчивее вас, мы обернём ваши фальшивые рассуждения против вас самих и побьём вас вашим же оружием. Превосходный урок, в самом деле, и по содержанию, и по своей остроумной форме.

Предложение о том, чтобы отложить рассмотрение вопроса по существу на месяц, тут же было поставлено на голосование и благополучно проголосовано девятнадцатью голосами «за» при одном воздержавшемся. Сэр Гилберт добавил, что, по его скромному разумению, в мае вопрос и вовсе можно будет снять с повестки дня, если стороны конфликта откажутся от своих претензий. Агнесе на этом месте попробовала заметить, что она не считает себя стороной конфликта. Попечитель вежливо ответил, что, безусловно, она таковой является, даже если и не считает себя ей, потому что, во-первых, конфликт, порождённый её сомнительным докладом, налицо, во-вторых, к ней самой тоже есть претензии. Имелась здесь, конечно, немалая доля софистики, как и в его более ранней готовности на основе поэмы Александра Блока увидеть в русских — скифов и азиатов, но Агнесе не соображала так быстро, чтобы ухватить, в чём именно заключается эта софистика, поэтому пришлось ей проглотить горькую пилюлю.

Сразу после этого сэр Гилберт вполголоса пояснил директору, что, дескать, мисс Флоренски до сих пор чувствует себя не очень хорошо, а он считает долгом вежливости усадить меня в такси. Не будет ли поэтому миссис Уолкинг так добра извинить моё отсутствие на оставшейся части заседания Учёного совета, как и его отсутствие в течение десяти минут? Миссис Уолкинг энергично закивала головой, и эта энергия ясно показала, что она восприняла сообщение о нашем уходе с облегчением.

[Сноска дальше.]