Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Did you like it? — совершенно по-мальчишески спросил меня баронет, едва мы вышли из конференц-зала.

— You leave me speechless, — честно призналась я — и пояснила, что лишь ближе к концу догадалась о политико-воспитательных целях его насмешливой речи. Баронет юмористически поморщился:

— I am not saying that you have misinterpreted my intentions, but—you make too much of it. It really looks like I must return to the meeting, so would you mind if I call a cab for you?

— I would; I feel strong enough to walk the whole distance! — запротестовала я.

— Please, let me do you a favour, — мягко настоял он. — I was hoping to visit you today later on, because we still have one issue to discuss. Does it sound very intrusive to you?

— Not at all! — удивилась я — и, подумав, прибавила: — Only that you will be unpleasantly surprised by the modesty of my studio, Sir Gilbert—

— This being another issue that we might want to discuss today, Alice, — отозвался он то ли в шутку, то ли всерьёз. В шутку, само собой: что ему было за дело до того, где я живу, и как он собирался улучшить мои жилищные условия?[8]

Мой спутник галантно проводил меня до самого такси — а я только в последний момент сообразила сказать ему точный адрес, включая код от решётки, этаж и зелёный ромб на моей двери. Мы, русские, беспечные люди! Пожалуй, порой слишком беспечные… Едва я откинулась на спинку сиденья, как воспоминания о моей глупой семнадцатилетней беспечности не заставили себя ждать.

* * * * * * * * *

На часах было около одиннадцати вечера, когда я вошла в здание гимназии: счастливая, расслабленная, успокоенная и немного tipsy[9]: не от вина, конечно, а от обилия чувств и впечатлений.

Вошла — и в холле столкнулась с десятком серьёзных, взволнованных людей. Если бы изобразить меня и их, выстроившихся передо мной полукругом, получилась бы та ещё драматическая мизансцена.

Меня встречали: Светлана Борисовна, директор гимназии, с несчастным, помятым лицом; Роза Марковна, завуч; Оля Смирнова, Варя Антонова — да что там, половина нашего класса! Сидел где-то сбоку на скамье, заполняя бумаги, и встал при моём появлении оперативный уполномоченный в форме.

Оля первая подскочила ко мне с безумными глазами, белым лицом, то ли от гнева, то ли от ужаса.

— Где ты была всё это время?!

И тут я совершила невероятную, невозможную ошибку, близкую к нечаянному предательству.

— Я была с любимым человеком, — спокойно ответила я. Мои чувства обволакивали меня мягким тёплым коконом, её гнев меня совершенно не трогал.

Мои одноклассницы переглянулись.

— С Наташей? — неуверенно предположила Варя.

— Нет, не с Наташей…

— Почему ты отключила телефон?! — продолжала кричать Оля. — Ты знаешь, что Светлана Борисовна обзвонила все больницы?! Ты знаешь, как девочкам от Розы Марковны досталось?! Ты в курсе, что мы милицию вызвали?!

— Погодь, — перебила её Варя. — Если не с Наташей, то… с Александром Михайловичем, да?

Я, слабо улыбнувшись, еле заметно кивнула. Верней, даже не кивнула — моргнула двумя глазами в знак подтверждения, то есть закрыла их и продержала закрытыми секунду.

Меня тут же захлестнуло раскаяние. Я ведь обещала никому не говорить!

— Я ничего не сказала! — вырвалось у меня запоздалое.

— Кошмар-то какой, кошмар… — пролепетала директор гимназии. — Розочка Марковна, это же кошмар какой!.. — Она осела на скамью рядом с милиционером, прижимая руку к груди. Девочки, пошептавшись и задав ей пару тихих сочувственных вопросов, послали кого-то за валокордином в директорский кабинет.

Опущу подробное описание следующих малоприятных десяти минут. Всё это время оперативный уполномоченный читал мне нотацию о том, как плохо заканчивают молодые девушки, которые предаются беспорядочным половым связям и распитию алкоголя с малознакомыми мужчинами (он тренированным носом унюхал следы пунша), а я послушно кивала и пару раз пустила одну-две слезинки. (Жальче всего мне было не себя, а Светлану Борисовну: на неё нельзя было взглянуть без содрогания, а упоминания алкоголя и моих «беспорядочных половых связей» добили её совершенно.)

Увидев эти две слезинки, оперуполномоченный сжалился (или растерялся), пояснил, что видит мою готовность встать на путь исправления, закончил формальности и отбыл. Роза Марковна повела меня в свой кабинет. Заперла за нами дверь.

Я ожидала криков, возмущения, гнева, но она молчала, наверное, целую минуту.

— Ужасную ты сделала глупость, девочка, — наконец заговорила она. — Кто же тебя заставлял признаваться? А мне теперь что делать? Я обязана теперь позвонить твоим родителям. Если я не позвоню, и без меня найдутся другие… добровольные ревнители благочестия. И то, как бы не успели раньше нас! Оля Смирнова знакома с Машей, той, у которой крёстным был отец Василий, а отец Василий Сергея Ивановича очень хорошо знает…

— Роза Марковна! — воскликнула я со слезами в голосе. — Ведь не было ничего!