Рыбка в клетке

– Ну разве только по коктейлям и экстази. Снова шутка. Просто сходи туда развеяться. Идеальное место для знакомства без обязательств. При должном усердии можешь даже набрать оставшиеся номера до конца срока.

Минуту далекий город молчит. Через экран доносится просто физическая неловкость. Аналитическому городу стыдно, что он вспылил. Откашлявшись, он отмирает.

– Да, я приму последний вариант на заметку. И, если время будет поджимать, рассмотрю и первый. Спасибо за помощь. И… мне жаль, что так получилось с твоим кругом.

ЗР вовсю раскручивают платную версию. Старики воспринимают анонс с легким скепсисом, не ожидая от новинки ничего хорошего.

«Если это будет что-то наподобие последних обновлений – увольте меня».

«Да даже если и наподобие, покупать-то ее тебя никто не заставляет».

Я не оставляю комментариев, это бесполезно и бессмысленно. Насколько я могу судить, лидеры считают также. Ни один из них так и не отписался по поводу недавних изменений, хотя рыбки, начиная с третьей десятки, только о том и трубят. Иногда мне кажется, что им доставляет истинное наслаждение давать всему миру знать, что они имеют собственное мнение. Подобных им миллионы, им просто жизненно необходимо высказаться, и черт с ним, что никто не услышит, главное – не остаться в стороне, внести свою лепту, раскрыть свое «я». Наверное, в реале им не хватает внимания.

Что новенького? За последние два часа – восемь новых миссий, из них засчитано четыре. Некий Рубиус анонимно нанял следить за собой детектива и устроил из своей жизни шпионский боевик. До двух часов ночи я просматривала ролики и смеялась, не в силах от них оторваться. Рубиус в темных очках на пол-лица, шляпе и пальто с поднятым воротником с выражением крайне озабоченным и загадочным нарезает круг за кругом на автобусе. Затем подрывается с места и выбегает через переднюю дверь. Чтобы через три секунды вбежать через заднюю и сесть туда же, где сидел. Слышно, как сдавленно хихикает оператор. Это что-то новенькое. Как правило, рыбки работают по одному, даже Серый_Мыш, снимал свой прыжок сам на три камеры: одну на крыше, одну на шлеме, одну на скамье. Видеозаписей всего восемь. Я смеюсь над ними, зная, что парень никогда не станет лидером.

Сегодня вторник. Еще даже не наступил полдень, и я не знаю, чем себя занять. Одна мысль не дает мне покоя. Я пытаюсь отогнать ее от себя, но она настойчиво маячит перед глазами, не желая сдаваться. В конце концов, я покоряюсь и позволяю ей взять верх.

Старик на месте. Он даже не оборачивается на звук моих шагов, но я замечаю, как дернулась его голова – задрал к небу подбородок, явно готовясь к перепалке. Что ж, не будем его разочаровывать.

– А вы все так же сидите у дырки с водой. Не много ли ей чести?

Он смотрит на меня, и узнав, хмыкает. Кажется, тоже скучал.

– Уж точно не больше, чем мне.

– Тонкий намек на то, что не рады меня видеть?

– Не такой уж он был и тонкий, раз даже ты сумела его понять.

– Ну уж нет, сегодня я не дам вам радости вывести меня из себя.

– Что такое? Так нужна моя история, что снова притащилась в этакую даль?

– Как будто вы ею поделитесь, этакий вы скряга. Я приехала посидеть у дырки с водой.

– В городе таких, поди, полно.

– Но в городе нет таких приложений, как вы.

Некоторое время мы не разговариваем. Я смотрю на то, как солнце тонет в воде и пытается выплыть наружу тысячами иголок. Когда поднимается ветер, его попытки выбраться становятся более отчаянными. Оно идет вниз, затем скользит вверх, чтобы блеснуть на пике и опять погрузиться на дно нитями паутины, покачивающимися на мелководье переменчивыми частицами света.

Подобное представление гипнотизирует. Мозг расслабляется, тело перестает быть напряженным, и я понимаю, что сижу и раскачиваюсь в такт волнам. Сбрасываю с себя оцепенение и обращаюсь к Егор Тихонычу.

– Так все-таки водится здесь рыба?

Старик закатывает глаза.

– Как была тупицей, так ею и осталась.

– Это значит да?

– Это значит нет.

– Говорят, остальные постояльцы сюда не приходят, потому что боятся вас. Почему вы их терроризируете?

– А почему у этих бесхребетных созданий нет ни капли характера?

– То есть, обладай они твердым духом, вы бы их не задирали?

– Я этого не говорил.

– Информативности в ваших словах столько же, сколько и во флирте юной кокотки.

– Хорошее оскорбление, – одобрил Егор Тихоныч и задумчиво пожевал губами.

– Это вам о чем-то напомнило? Или… неужели какая-нибудь юная красотка и вам в любви признавалась?

– Не твое дело.

– Серьезно? Вам? Я требую подробностей! Кто это был?

– Не. Твоего. Ума. Дело.

– Наверняка какая-нибудь трепетная барышня, которая была от вас без ума, не иначе. Вы покраснели. Давайте, колитесь.

– Мне хоть кто-то в любви признавался, – огрызнулся старик, – а тебе?

– Хороший удар. Мне – никогда.

Умиротворения как не бывало. Я начинаю спрашивать себя, зачем приехала сюда тогда, когда мне нужно все силы бросить на желание. Это непростительный и уже вполне профессиональный промах с моей стороны – трата времени.