Рыбки в пятнах света

Четко представляю эту картину: вспомнив, что я выбросил окурки в пепельницу, он бежит назад, чтобы забрать их.

Значит, он догадался?

Чувство, похожее на сожаление, овладевает мной.

Подозревал ли проводник, что парень, прибывший из Токио под видом туриста, на самом деле приехал, чтобы встретиться с отцом? Подозрения были, однако проверить их он так и не смог.

– Наверное, он был весь на нервах. На грани. Боялся, что мы догадаемся о его замысле, – тихо, будто самой себе, говорит Аки. – Потому-то он и вернулся так быстро. Но нас на месте не оказалось.

Она с тревогой смотрит на меня и продолжает:

– Думаю, он запаниковал. Может, подумал, что мы стали следить за ним. Ведь он предполагал, что ты его сын и от тебя все можно ожидать.

– Может быть. – Я энергично киваю.

– В смятении он бросился нас искать и…

Повисает тяжелая тишина.

– …свалился, – выдыхаю я.

– В-возможно, – так же тихо произносит она.

Не в силах совладать со своими эмоциями, мы умолкаем.

Нас постепенно переполняет горечь.

Перед глазами снова возникает тот человек. Далеко, у подножия скалы.

– Мы убили его, мы… нет, я убил.

Она украдкой посмотрела на меня. В ее взгляде смешиваются удивление и испуг.

Вот к чему мы подходим в конечном итоге. Конечно, наше неожиданное появление стало для него потрясением, его душевное состояние вышло из обычной колеи. Если за этим шоком последовала оплошность, которую он не мог допустить в нормальной ситуации, значит, в его смерти виноваты мы.

Нет, не так. Точнее говоря, это вина моя.

В порыве самообличения я продолжаю размышлять.

Тому человеку во сне не могло присниться, что Аки тоже может быть его дочерью. У него были подозрения лишь в отношении меня. Не заведи я разговор о ноже и настенных часах, ему бы такие сомнения в голову не пришли. Возможно, он был бы сейчас жив и счастлив и обнимал своего милого малыша.

– Это несчастный случай, – тихо произносит Аки. – Он просто поскользнулся. По невнимательности.

Ее слова для меня? Или она для себя их говорит?

Если они сказаны, чтобы меня утешить, то это выстрел мимо. Скорее, эти слова только усиливают боль от жестокости, с которой злосчастная оплошность лишила жизни человека – нашего отца – и разрушила жизнь его семьи.

У меня перехватывает дыхание.

Неужели мне теперь придется жить с этой болью? Потрясенный, я чувствую застрявший где-то глубоко в горле черный комок отчаяния, твердый, как свинец.

Я застыл, как парализованный. Аки хочет налить мне в стакан вина, но в бутылке ничего нет.

– Пусто, – резко констатирует она, берет бутылку и идет с ней на кухню к раковине. Ополаскивает ее и ставит горлышком вниз, чтобы вода стекла.

Она всегда так делает. Если бутылка пустая, вино в ней было или что-то другое – неважно, она не успокоится, пока ее не вымоет.

– Хочешь сётю?

Я бессильно киваю. Она наливает выпивку и ставит передо мной.

Я медленно протягиваю руку к стакану и автоматически подношу его ко рту. Резкий запах алкоголя ударяет в нос, напоминая о застрявшем в горле отчаянии.

– Вот оно как… – вырывается у Аки, и она переводит взгляд на меня.

– Я одну странную вещь вспомнил, – говорю я с усталой усмешкой. Удивительно, каким жутким и старым может быть мой голос.

– Какую?

– Я про «Сердце».

– Что?

– «Сердце», роман Нацумэ Сосэки[11]. Читала, наверное?

Она смотрит на меня с недоумением.

– Читала, но какое это имеет отношение?..

– Меня там одно место очень впечатлило. Учитель пишет письмо, в котором рассказывает, что в молодости он отбил у товарища девушку, которую тот любил. После этого товарищ покончил с собой.

– А-а…

Я чувствую, как с каждым сказанным словом становится легче, и продолжаю:

– Учитель обнаружил его мертвым. Увидев, что товарищ свел счеты с жизнью, он интуитивно понимает, что совершил непоправимое – убил своего друга.

– Да-да, я помню эту сцену.

– В романе есть какая-то фраза, точно не помню, но смысл такой: Учителю показалось, что он увидел свое будущее в луче темного света. У него возникло предчувствие, что смерть товарища будет отбрасывать мрачную тень на всю дальнейшую жизнь. У меня сейчас похожее ощущение. Будущее в луче темного света. Понимаю, что чувствовал Учитель, сопереживаю ему. Сочинение могу сейчас по «Сердцу» писать.

Я насмешливо улыбаюсь над собой, Аки поддерживает меня тихим смешком:

– Вот уж не думала, что ты про «Сердце» вспомнишь.

– Первый раз в жизни от литературы польза.

– Польза ли?

Теперь мы оба издаем смешок. Видимо, это реакция на испытанное потрясение. Смех получился искусственный и неестественно жизнерадостный. Видимо, человек не может все время находиться в напряжении, ему требуется разрядка.

– Черт знает что! Неужели я убил своего отца?

– Ну что ты, Хиро!

Со стороны эта сцена выглядит довольно гротескной и совершенно неуместной, но сдержать смех у меня никак не получается.

– Всё в порядке!

В ее голосе чувствуется какой-то дискомфорт.

Я поднимаю на нее взгляд.

Аки рассеянно смотрит в окно.

В ее профиле я не замечаю напряжения, которое только что было на ее лице. Она больше не похожа на бледную, как мел, женщину, излагавшую мне свою версию.