Рыбки в пятнах света

Она видит себя в ученом мире. Думает, он создает специально для нее зону безопасности. Считает, должно быть, что ее единственную не коснется жестокость, что у нее всю жизнь будет работа, которой она будет заниматься под защитой ученого мира, и что ей никогда не суждено испытать ревность и подозрения, которые существуют только во внешнем мире.

Раньше я тоже так думала.

Любовные треугольники, ссоры влюбленных, набившие оскомину банальные любовные истории, кочующие из одного телесериала в другой, дурацкие слухи, распускаемые участниками телешоу… Было время, когда я считала все это полной ерундой, не имеющей ко мне отношения.

Сейчас остается лишь горько посмеяться над своим невежеством и кичливостью, а буря поднимающихся во мне эмоций сбивает с толку, причиняет боль, не дает устоять на ногах, подобно тому как волны, одна за другой упрямо набегающие на берег, мочат ноги, хватают за лодыжки, погружая их в песок, мешают идти, заставляют падать раз за разом. Ошеломленная, я вижу, что подол моей юбки, который, как мне казалось, всегда будет чистым, весь в песке и промок.

Сейчас я в море.

Плыву и наблюдаю за наивной девицей, которая верит, что песок вечно будет оставаться сухим и она никогда не промокнет.

Но это продлится недолго. Вот-вот появится новая волна и докатится до тебя, говорю я. Захлестнет твои ноги, напугает. И ты наконец поймешь. Что настоящее место женщины – в море. Там, где борьба с водной стихией, когда ты захлебываешься, глотаешь соленую воду, пытаясь плыть против течения, – это есть то, чем обречен заниматься наш пол.

* * *

– Брось дурацкие шутки! – повторяет Хиро резко и сердито.

– Какие шутки? – огрызаюсь я. – Разве на такие темы шутят?

Видимо, почувствовав серьезные нотки в моем голосе, он замолчал. Но через несколько секунд самообладание к нему вернулось:

– Не хватало мне еще раз потерять родного человека.

Его голос звучит слабо; я не ожидала от него это услышать. Поднимаю глаза и смотрю на него.

Родного… Я чувствую в этих словах какое-то малодушие. Заговорил так об отце, которого мы потеряли год назад, хотя всего несколько минут назад отзывался о нем без всякого уважения.

Прочитав на моем лице немой вопрос, он отводит глаза.

– Я хотел сказать: с мамой дело плохо.

– Погоди! Как?!

Ничего подобного я не ожидала услышать. Все мое раздражение куда-то испарилось.

– Давно?

– Месяц назад с ней случился удар, с тех пор она в больнице.

Я непроизвольно наклоняюсь к нему.

– Что с ней?

– Кровоизлияние в мозг. У нее уже было одно, в легкой форме, но сейчас ситуация нехорошая.

– Она в сознании?

– Угу. Но почти все время спит. Реагирует и разговаривает, только очень медленно.

Мы оба умолкаем.

– Прошел месяц. Почему ты мне раньше не сказал?

В конце концов, она ведь и моя мать тоже, пусть только биологическая.

Встретив мой укоризненный взгляд, он горько улыбается в ответ:

– Ты знаешь, почему.

Конечно, я понимаю, что он хочет сказать.

Он встречался с моими родителями, а я с его родителями – нет. Мать не пожелала меня видеть.

Дочь, которую она бросила двадцать лет назад. Оставила себе сына, а второго ребенка отдала чужим людям. Я понимаю, почему она не хотела встречаться с дочерью, от которой отказалась. Я ничуть не обижаюсь на нее. Родители не возражали против нашей встречи, однако я не чувствую в ней необходимости. Такая вот ситуация с обоюдного согласия. Нет смысла навещать ее только потому, что она больна.

С точки зрения логики все понятно, можно представить, почему Хиро колебался, говорить мне о матери или нет. И все же я была недовольна, потому что он, скорее всего, не раз бывал у нее в больнице, а я ничего не заметила. Это раздражало.

– Ну и как она? Самочувствие как? – спрашиваю я, подавляя недовольство.

«Не хватало мне еще раз потерять родного человека».

Его голос звучит у меня в голове. Похоже, он в самом деле боится потерять мать, поэтому эти слова и сорвались у него с языка. Надежд на выздоровление мало.

– Ничего хорошего, – отвечает он коротко и продолжает: – Ей нужен абсолютный покой. Врачи боятся, что даже легкое движение может вызвать еще одно серьезное кровоизлияние. Оперировать сложно, велика вероятность, что хирургическое вмешательство только ухудшит ее состояние. Остается только покой, но так из нее силы уходят.

– Но как же так?

Это все, что я смогла из себя выжать.

– А как с уходом?

Что ни говори, а в больнице пациенты очень нуждаются в помощи родных. Я слышала, что отчим Хиро – человек очень добросовестный. Представляю, как ему тяжело.

– Нормально. Отец очень много делает, – говорит он, чуть кивая. – Кроме того, Мисако иногда ее навещает.

Еще один неожиданный удар застает меня врасплох. Ненависть, которую я все время старалась сдерживать, в одно мгновение прорывает плотину и растекается по всему телу.

Все понятно. Мать не хочет видеть свою настоящую дочь. И я не обязана идти к ней в больницу. А она – невеста Хиро и станет ему родным человеком. Поэтому он и просит ее ухаживать за матерью.

Я срываюсь на крик:

– Позволь мне увидеть ее!

Он удивленно смотрит на меня.