Рыбки в пятнах света

– Завтра мы уедем отсюда и обо всем забудем. Все наладится. Людям свойственно забывать даже самые тяжелые минуты. Разве не так?

Слова Аки попадают в цель.

Я вглядываюсь в ее лицо, пытаясь отыскать в нем признаки осуждения, но ничего не нахожу. Комок отчаяния где-то растворяется, и его место занимает чувство вины, заполняющее грудь.

Она не обвиняет меня. Ни в чем.

Она предпочла меня Юдзи Такасиро. Я принял это как должное, потешил свое самолюбие, но после того, как вдоволь насладился вкусом победы, она стала мне неприятна, и теперь я собираюсь оттолкнуть ее ради другой женщины.

Я пытаюсь представить себе Мисако, но получается плохо. Голова занята событиями годичной давности, которые живо встают передо мной. Может быть, поэтому Мисако представляется мне существом из другого мира.

Думая о ней, я чувствовал себя в безопасности. Наступало умиротворение, появлялось ощущение чистоты, правильности поступков. Она стала для меня убежищем. Больше всего на свете мне хотелось покинуть эту комнату. Я понимал, что эта ночь последняя, но ничего не мог с собой поделать – этот прощальный «банкет» нагонял тоску.

И все же…

* * *

Где-то в глубине души вдруг начинает вытягивать шею какая-то туманная муть.

А смогу ли я жить по-настоящему спокойно, если уйду к Мисако?

Я чувствую холодок. Я еще не задавал себе этого вопроса.

Если человек ведет жизнь, полную опасностей, он мечтает о том, чтобы найти себе убежище, – но когда опасности уйдут, не превратится ли сидение в этом убежище в болезненное испытание?

Если безопасная жизнь станет нормой, вытерплю ли я этот мир и покой?

Дрожь пробежала между лопатками.

Дурное предчувствие.

Интуиция подсказывает, что в будущем я причиню Мисако боль. То уродливое, что сидит во мне и о чем она пока не знает, жестоко ранит ее, заставит плакать, съежиться под ударом и в конце концов разрушит ее жизнь.

Это мрачное предчувствие насквозь пронзает меня, напомнив сюжет из Нацумэ Сосэки.

И что самое ужасное, в этот момент я был до физической боли уверен, что интуиция сработает.

– Знаешь, и все-таки в каком-то смысле я счастлива, – повернувшись ко мне, вдруг говорит Аки с улыбкой.

– Что?!

Не ослышался ли я? Она сказала: «счастлива»? А что такое счастье?

Она опускает голову и тихо смеется.

– Сказать по правде, я не понимаю, почему он погиб. Но это точно как-то связано с нашим появлением.

В ее глазах я вижу непонятный восторг.

– Мы с тобой несем ответственность за его смерть. Мы соучастники, разделяющие вину за случившееся. Это останется в нас надолго. И в каком-то смысле это делает меня счастливой. Сердишься? Думаешь, я сошла с ума? Не бойся, я не обижусь.

Она серьезно взглянула на меня.

– И все-таки я счастлива. Потому что разделяю с тобой ужасную тайну, о которой нельзя говорить никому.

По телу пробегает дрожь, смешанная с эйфорией от испытанного удовольствия.

Она все еще думает обо мне. Я убедился в этом, мое подленькое самомнение удовлетворено.

– Смерть – это загадка.

Аки снова рассеянно смотрит в окно.

– Хотя у нас ситуация не такая, как в книжке Нацумэ Сосэки, ты не зря ее вспомнил. Покончив с собой, товарищ Учителя привязал его к себе на всю жизнь. С нами то же самое. Отец, пока мы с ним не встретились, был для нас всего лишь абстрактным словом, но теперь мы связаны с ним до конца жизни. Только потому, что он умер на наших глазах.

Так и есть. Она права.

Последние мгновения до сих пор крепко засели у меня в голове.

А комок отчаяния застрял где-то внутри тела.

Эти ощущения всегда будут со мной. Это совершенно ясно.

– А что если это сделала я?

Голос Аки вдруг становится тише.

Я непроизвольно поднимаю на нее глаза и застываю.

В них появился странный блеск, которого я прежде не видел.

– Хиро! Если я умру, ты меня не забудешь?

– Что ты городишь?

Я пробую придать своему голосу суровости, но ничего не получается. Он звучит скорее испуганно, чем сердито.

Из горла Аки вырывается смешок.

– Если я прямо здесь – нет, завтра утром, перед нашим расставанием, или после него – возьму и умру, ты долго будешь обо мне помнить? Смогу ли я удерживать тебя всю твою жизнь?

Она говорит как дразнит, но в голосе слышатся серьезные нотки.

– Брось дурацкие шутки! – говорю я, а рука непроизвольно шарит по татами.

Я ищу свой складной нож и не нахожу.

Глава 16

Взяв его нож и сунув себе в карман, я ни о чем особо не думала.

Зачем я это сделала? Отчасти из-за того, что терпеть не могла привычку Хиро оставлять нож где попало. И еще мне хотелось снова подержать в руках эту изящную компактную вещицу.

Но самая главная причина, видимо, заключалась в том, что это его вещь и на ней выгравировано его имя.

Хочу оставить что-нибудь на память. Ему достанется сережка, которую я сунула в сумку, а мне ничего. Это несправедливо.

Улучив момент, когда он не смотрел на меня, я быстрым движением незаметно сунула нож в карман хлопчатобумажной юбки.

Он оказался тяжелее, чем я думала. Во мне все затрепетало от страха, смешанного с чувством триумфа.