Рымба

– Что ж ты, Николаич, меня все фруктом величаешь? У меня простое имя есть. Ведь я ж тебя никак не костерю!

– Да как же ты меня крестить собрался? – не расслышал Волдырь.

– Да как угодно! Например, Волдырь!

– Четко припечатал! – усмехнулся Митя.

– А почему Волдырь? – Волдырь не обиделся и не сильно удивился.

– Потому, Володя, что такой же ты колдырь, как и я. Устраивает?

– Ладно, ладно, Славик, не гунди! – Волдырь все так же улыбался, не прекращая тянуть сеть. – А как тебя по отчеству в таком раскладе?

– Как и тебя, Николаич.

– Не, двух Николаичей нам не надо, – вступил Митя, – пускай один останется. И раз ты, Слава, не против Славяна, то и меня зови Митей, я согласен. Мы, видать, в одних годах? Волдыря и Сливу позабудем, а?

– Согласен! – кивнул Слива, а Волдырь прокряхтел, скаля зубы в улыбке:

– Эх, молодежь…

Когда вернулись на берег, утащили сети в сарай. Волдырь со Сливой развесили их на вешалы и стали «выколачивать» улов, вынимать из мелкой ячеи нежную рыбку-ряпушку и укладывать в ящики. Митя кликнул на помощь Стёпку, и вчетвером они быстро и ловко управились с переборкой.

– Батя, в селе сегодня дискотека в клубе, – под конец работы заявил отцу Стёпка. – Можно я у дяди Юры с тетей Нюрой ночевать останусь?

– Ты все сделал, бугай, что мать велела? – вопросом отпарировал тот. – Хлев, дрова, водичка?

– И двор от листвы пограбил, и картошку в подпол опустил, – кивал, улыбаясь, Степан.

Он легко, привычными движениями, выпутывал из ячеи рыбешку и точно бросал ее в ящик из пластика. Ряпушины ложились рядочком, бок о бок.

Поглядывая между делом на Степана, Слива думал, что все, с кем тот говорит, улыбаются ему в ответ. Отец, мать, сестра. Волдырь. Улыбка у него ласковая, чуток с насмешечкой, а сам он… «Мужчинистый, во! – Слива нашел слово. – Девки, небось, сохнут».

– Тогда у мамки отпросись, а там хоть женись! – разрешил Митя.

– Что я тебе плохого сделал, папа́? – рассмеялся сын. – Давай лучше Веру Дмитриевну замуж выдадим! А я с вами собираюсь жить…

– Рассказывай сказки вон дяде Славе, – ворчал Митя с удовольствием, – поди с Юркой и Нюркой уже договорился, а сам с Варварой Смирновой всю ночь проболтаешься по деревне. И как вы только дуба не даете под утро?

– Лямур лучше шубы греет!

– Кстати, и училку французскую сестре обещал завтра привезти! Договорился с ней?

– А как же! Анна Борисовна просила в час ее забрать и не позднее четырех обратно увезти, а то у нее рандеву. Так что все на мази.

– Еще бы не на мази, когда мы ей, мадмазели, балык с икрой до самого дому несем, чтоб ручки ей не пахли.

– Брось ты, отец, нашу Веру все учителя любят.

– Эт точно… Все, ребята, заканчиваем! Николаич, бери себе сколько надо, – заторопил Митя, – остальное свезу на мандеру, сдам в магазин.

– Мне, Митрий, много не надо, сам знаешь, – отмахнулся Волдырь, – одну рыбину возьму, чтоб Манюне долг отдать, да чуток мелюзги на уху.

– Черпай давай, да идите обедать. Любаня там ждет.

Люба и Вера усадили мужиков за стол. Волдырь болтал без умолку, горячие щи нахваливал, а Слива сидел, спрятав руки, и стеснялся. Люба молчала, улыбалась Волдыревой болтовне, и ее улыбка, осанка и четкие плавные движения заставляли Сливу отводить глаза. Вера помогала матери накрывать на стол, и он заодно удивлялся про себя, как можно с закрытыми глазами так точно все поставить, налить и разложить. Стёпка смущал сестру разговорами о том, что скоро найдет ей жениха. Митя, поглядывая в окно на озеро, думал о чем-то своем.

После обеда отец с сыном сгрузили ящики с уловом в лодку.

– Ты это, вот что, Митрий!.. – начал было Волдырь, но тот перебил его:

– Привезу я тебе твой паек, дядя Вова, не беспокойся!

Они отчалили, а Волдырь со Сливой пошли пешком по берегу вытаскивать затопленную лодку. Идти надо было опять же мимо дома Манюни. Вдоль тростника, по камушкам. Волдырь пихнул в мешок налима и пакет с ряпушкой.

– Зайду, занесу Михалне рыбки, – объяснил он, – авось не заругается сегодня…

– Ты, дядя Вова, зайди, а я уж тут обожду. – И Слива притулился на камушке у воды.

«Ветерок облака подгоняет. Невысокая волна, а уже у ног шипит, – размышлял Слива, – видно, снова к непогоде дело. А вот и гуси летят! Торопятся ребята, сквозь тучи строем прорываются, стонут под ветром. Всегда, как видишь их, на сердце тоскливо».

– Не, сегодня не сердитая, – сказал Волдырь, выйдя от Манюни с пустыми руками, – приболела, что ли. Рыбу взяла, а нам велела за туристами приглядеть. Ворчит, что повадились по храму шастать, старые кресты на погосте ворочать.

Под елями, возле церкви, дымил костерок и была разбита ярко-желтая палатка. Уютно туристы расположились. Они снова приветливо махали руками проходящим по берегу Волдырю и Сливе, словно приглашая подойти и отведать, чего послал им бог в кипящий на огне котелок.

– Назад пойдем, подойдем, – вслух размышлял Волдырь, – посмотрим, что за фрукты.

Слива промолчал.