Рынок удобных животных

Монстры, тела которых подчинены очеловеченным лицам, свидетельствуют о том, что коммуникация между фантастическим животным и человеком в цифровом пространстве строится исключительно на условиях, удобных людям. В популярном кино последних двух десятилетий монстры-компаньоны, как правило, не разговаривают человеческим голосом – отсутствие этой способности делает драконов и гиппогрифов правдоподобными. Вместо речи они используют привычные для нас невербальные коды. Такие знаки, как правило, предполагают лишь односложные ответы и выражение базовых эмоций. Общение с ними напоминает взаимодействие с человеком, говорящим на непонятном нам языке. Чтобы понять друг друга, мы опираемся на универсальные выражения лица, которые, по Дарвину, не зависят от специфики культуры. Общаясь с носителем незнакомого нам языка, мы склонны предполагать, что способны достичь взаимопонимания благодаря одинаковым базовым потребностям. Нуждаясь в услуге или информации, мы строим общение, используя международный деловой этикет и его ключевые элементы – улыбку, жесты и прикосновения. Поскольку фантастические твари двигают сюжет, помогая герою, первый контакт с ними похож на диалог партнеров, нацеленных на будущее сотрудничество. В отсутствие общего языка такое взаимодействие включает в себя невербальные знаки вежливости и внимания.

В одном из самых трогательных эпизодов фильма «Гарри Поттер и узник Азкабана» (2004) протагонист знакомится с гиппогрифом, приветствуя его в японском стиле – осторожно приближаясь и выполняя глубокий поклон. «Гордое существо» кланяется в ответ, как священные олени из парка Нара, привыкшие склонять головы перед туристами, чтобы получить рисовые крекеры. Согласно инструкции Хагрида, приветливая реакция Клювокрыла означает, что он неагрессивен и позволит новому знакомому прикоснуться к себе. Похожий ритуал приветствия характерен для животных, выращенных людьми, – они чувствуют себя комфортно рядом с человеком и склонны искать выгоду в общении с ним. Имитируя хореографию первого контакта с незнакомым животным в фэнтези-фильмах, аниматоры стремятся создать иллюзию опасности для достижения драматического эффекта. На мгновение нам кажется, что результат контакта с гиппогрифом непредсказуем, как и реакция дикого медведя, которого мы можем встретить в лесу, отправившись за грибами. Предостережения Хагрида и робкие движения Гарри призваны убедить зрителя в том, что трогательный Клювокрыл способен смертельно ранить человека в ответ на проявление фамильярности. Чтобы приручить гиппогрифа и превратить его в преданного компаньона, протагонист должен продемонстрировать уважение к достоинству зверя, имитировать ситуацию общения на равных, мягко и терпеливо, как предписывает неолиберальная деловая культура. В результате Клювокрыл становится членом межвидовой семьи Гарри Поттера, хотя юридически считается его имуществом.

В книге «Когда виды встречаются» Харауэй называет мультивидовые семьи дивергентными378. Роулинг позволяет Гарри Поттеру создавать такую семью на протяжении восьми книг – он собирает свое «племя» из некровных родственников, в той или иной степени маргинализированных. Его семья состоит из людей и животных, переживающих травматический опыт, трудности социализации или преследования. Эти факторы делают потенциальных союзников Гарри менее ценными в социальной иерархии волшебного мира. Верхние страты в этой системе зарезервированы для старых династий чистокровных волшебников и тех, кто представляет собой материал для светской хроники. Любовь к фантастическим тварям в этом контексте расценивается как форма социальной девиации, а драконы, фестралы и трехголовый пес используются прежде всего как сервисные животные, которые работают либо по принуждению, либо за еду. Гарри создает прецедент межвидового компаньонства с неприрученным монстром, неофициально обходя социокультурные нормы. Но за его добрым отношением – спасением гиппогрифа от казни – следует ответный альтруистический жест со стороны животного: Клювокрыл возвращает долг, спасая Гарри и Сириуса от дементоров. Вводя подобный эпизод, Роулинг действует в границах распространенной фантазии, согласно которой забота о диком звере вознаграждается преданностью последнего.