Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

Если море напомнит, велю беспощадно
Бить, стегать его прутьями и батогами!
Взвой, вздыбись! Но да будет тебе неповадно,
Мстя мне, щепами словно швырять кораблями.

Если солнце напомнит – глаза себе вырву

И швырну их, властитель: не видеть им света!
Пусть вовек не увижу свою я порфиру,
Пусть славянская осень убьёт мое лето!

Если ж ночь мне напомнит, в бессилии млея,

Ночь, согретая пьяным дыханьем жасмина,
Ароматом своим, жгучей лаской своею,
Дрожью жаркого тела в усладе звериной,

Я спалю тебя, ночь, будешь дня ты яснее!

Ночи солнце дарю! Тьму отдам в позолоту!
Пусть столица горит, пусть сгорит и истлеет,
В пепел ты обратись, Златоград Стоворотый!

И останусь я там, на пожарище чёрном,

Очи в землю втупив… День за днем, ночь за ночью…
Мать-земля, отчего сердце так непокорно?
Отчего ночь и день вновь и вновь плачут очи?

…По пескам раскалённым ведут мне верблюдов,

И бесценных ведут мне слонов из Сиама,
Дань несут – благовонья, шелка, изумруды
И дары из несметных сокровищ Сезама.

Караваны идут с грузом девушек чёрных,

Девок тысячу шлёт князь нигрийский в знак дружбы —
Похотливы, бесстыдны они и покорны, —
Черногубый хитёр – знает он, что мне нужно.

Дале нету конца табунам и обозам:

Гонят стадо за стадом султана и хана,
Кони кровные ржут, и скрипит воз за возом
Из-за дальних границ до славянского стана.

Шлют меха мне с вином, и хрусталь, и сосуды,

Шлют куренья и мирру, бальзам и алоэ,
И кувшины мне шлют, и тяжёлые блюда,
И пушистые перья, и злато литое.

Шлют одежды в слепящих камнях-самоцветах,

Упряжь конскую шлют, шкуры шлют и сайдаки,
Из кровавых кораллов серёжки, браслеты,
И заморских шлют птиц, и заморские злаки…

Шлют поклоны – лбом оземь – все страны, языки,

Не посмеет никто к нашим рвам подступиться,
Помнят половцы наши победные клики.
Помнит погань и вновь на войну не решится!

Да и я не забыл, как коню дал я шпоры,

Как сто тысяч людей я на половцев двинул,
Как сто тысяч коней, с ветром бешеным споря,
Понеслись на врага неудержной лавиной.

Погань вихрем я гнал, конь был в пене соловый,

И от шпор по бокам кровь сочилась на травы;
Но где прянет – победа звенит под подковой,
И поёт степь широкая воинам славу.

Гнали мы басурманов за степь, буераком,

На заре Дон нас видел, а к вечеру Волга,
И бежал сам Кончак, Гзак бежал за Кончаком,
Гордый хан половецкий в ногах моих ползал.

И когда возвращались мы с дикого поля

И лбы вражьи качались на пиках, на палах,
Мне дружина кричала, моя рать соколья:
«Наш Буй-тур Светозар, воевода удалый!»

Захватил я тогда, знать, добычу не хуже,

Чем родитель мой, викингов бивший у Балта,
Посейчас не сочли всех богатств и оружья:
Луков ханских, кольчуг и клинков в два закала.

Всех сокровищ не счесть – драгоценных каменьев,

Изумрудов и яшм, бирюзы, хризолитов,
Жемчугов – в них морей голубых отраженье,
Пёстрых раковин – волны гудят в них сердито…

Не хватало и слов, чтоб поласковей звать вас,

Вас, утеха моя, светлячки летней ночи,
Как я вас миловал, как любил рассыпать вас
Или лунам в воде горсть швырнуть прямо в очи!

Мне казалось тогда, будто в водных глубинах

Чешуи позолотою змеи играют
И что месяц-паук там соткал паутину —
И небес лучезарная сеть достигает.

…И ясна и тепла, заряницею мая

На постель из цветов шла ты в ночь, о услада.
И шептала мне робко, к груди припадая:
«О владыка мой любый, мой Лель ты, мой ладо!»

А потом вдруг со смехом впивалась мне в тело —

Как на берег волна, на него набегала,
Моё сердце в груди клокотало и млело,
Ты волос ароматом меня опьяняла.

И от тайн благовонных туманились очи,

Губы жадные жадно вбирали лобзанья,
Ум мутился от счастья. И не было мочи
Оторваться, любви погасить полыханья.

И я бился в сплетеньях, как в неводе рыбы,

И, объятьями скован, горел нетерпеньем,
Содроганья, касанья, извивы, изгибы,
Боренье, горенье, подъёмы, паденья…

…А потом тяжело, но как сладко дышалось.

Я лежал: надо мною – лишь звёзды-мерцалки,
На озерах заводят песнь-плач дивьи жёны,
А в лесах на ветвях спят ночные русалки.

И всё думалось-снилось, что будто б уж лада

Зачала и несёт в своем чреве мне сына,
И что удаль мою унаследует чадо,
Как наследовал я у отца-исполина.

Был бы ты, Светозарич, владыка владыкам!

Воевода перунов! Князь во Златограде!
Вихорь мой Ураганович, Витязь великий!
В златоверхой тиаре, в багряном наряде!

Злая мать ещё в чреве похитила сына,

Унесла мою гордость, надежду, опору,
И родишься на свет на немилой чужбине.
Сын святой мой, родишься с печатью позора!

А то бросит (как знать?), будто сучий помет ты,

Будешь жить ты в бесславье, по людям скитаться,
И проклянешь отца, и не будешь знать, кто ты,
А враги станут зло над тобой насмехаться.

…Помню, отроком был я в отцовской палате;

Нам послы принесли тайно весть от хозаров:
Три волхва, мол, пошли на поклон в хлев к дитяти,
Те волхвы – Мельхиор и Кае пер с Бальтазаром.

А дитя безымянно! И все хохотали,

И смеялся отец мой хмельной незлобиво.
«Чудеса в решете, – говорил он. – Видали?
Князь в хлеву! Средь скота? Ай да дивное диво!»

Ты б лежал в колыбели из белого пуха.

Ты б сосал, Светозарич, лебяжий перси.
Мой хоробрый, всю силу отважного духа
Вцеловал бы в тебя – и презрение к смерти!

Как земли бьётся сердце от соков налива,

От моих поцелуев ярь-кровь в ней вскипела,
А во мне расшумелась, как зрелая нива,
Мощь святая любви, что не знает предела.

Дымом жертв голубели урочища, логи,

Песнопеньем звенели священные рощи,
Мед, молитвы и туши суровые боги
Принимали, даря мне часть божеской мощи.

А теперь, видно, боги исполнились гнева

И бог-страх в камышах затаился прибрежных.
Тщетно варите зелья мне, вещие девы,
Да и вы, старики-ведуны, бесполезны.

Возвратите мне очи, дышавшие степью,

Голос гусельный нежный, румянец ладоней!
Что мне слава, богатство и великолепье?
Князь, как раб, перед вами главу свою клонит.

Где ты, лада, вернись – меч мой туп стал и тяжек,

Без тебя не отбить мне поганые орды!
Грабь же, хан, Златоград! Печенег, сядь на Сяже!
А ты, пёс половецкий, бери стяг мой гордый!

Гей, коня! без седла, лишь за гриву схватиться…

Дайте мне по степи во всю ширь развернуться
И за дьяволом-ветром кружить и носиться…
Дайте пасть мне, не встать и назад не вернуться!

Ты ж, дружина моя, коль найдешь меня в поле,

Возвращаясь, как прежде, с победою бранной,
Тризну справь ты по мне, мёду выпейте вволю
И любившее сердце засыпьте курганом!..