Рыцарь Святого Гроба

В Лионе на ярмарке ему доводилось наблюдать за казнями. Осужденного со связанными руками и табличкой, описывающей совершенное преступление, вели по улицам от тюрьмы. При этом грамотный священнослужитель или судебный пристав зачитывал вслух то, что там было написано. Зеваки, особенно если речь шла о конокраде или детоубийце, издевалась над ним и швыряли гнилые овощи и нечистоты, будто осуждения на смерть было недостаточно, чтобы искупить любую, даже самую тяжелую провинность…

Колокол отзвонил полуночницу, а он все лежал, уставившись в потолок, и старался заснуть, вспоминая лучшее, что было в его жизни, — праздник виноградной лозы, Лион и свою Зофи.

В коридоре застучали двери и послышались приглушенные голоса.

— Ничего не знаю, приятель! — раздался голос с твердым германским акцентом. Так разговаривали тевтонцы, многие из которых были выходцами из Швабии и Вестфалии.

— Твой приказом получайт! — Жак с ужасом понял, что собеседником начальника караула является один из слуг Виттории, а это не могло сулить ничего хорошего. — А здеся бумаг от бальи и подпись твой комтур! Наша нынче сторожайт, твоя до рассвет отдыхайт. Утра — приходить и преступник забирать!

— Приказ вроде правильный, — задумчиво произнес тевтонец, — Но нам бы у брата де Варна справиться, он ведь над нами начальник.

— Брат де Барн убыл из города с особым поручением, — раздался за дверью низкий голос донны Корлеоне. У Жака мороз пробежал по коже. — Так что ты, сержант, можешь выполнять приказ комтура, не советуясь с начальством.

— Да я что — я ничего, благородная госпожа, — пробормотал в ответ смущенный тевтонец, — я только беспокоюсь, чтобы службу исправно нести.

— Вот и несите ее! Только не у дверей камер, а у входа в подземелье, как это написано в приказе.

Раздалась короткая команда, несколько раз стукнули ножны, задевая о дверной косяк, тяжелые шаги стихли где-то в глубине, и вскоре в темнице воцарилась тишина, которую Жаку даже в глубине души было страшно назвать гробовой.

Дверь отворилась. На пороге, держа в руке факел, стоял один из русичей. Он покосился на Жака, прошел к противоположному от него концу камеры и вставил факел в предназначенное для него отверстие. «Казни не будет, — Жак оцепенел, не в силах не то чтобы сопротивляться, но даже кричать, — они зарежут меня прямо сейчас».

Но русич не стал к нему подходить. Окинув помещение подозрительным взглядом, он быстро вышел наружу. Сразу же после этого в комнату вошла женщина в тяжелом черном плаще с накинутым на глаза капюшоном. Жак, ничего не понимая, поднялся с лежанки. Женщина сделала едва заметное движение руками, и капюшон упал ей на плечи, открывая взору изумленного виллана красивое и в то же время ненавистное лицо.

— Ты по-прежнему ценишь случайно подслушанные, ненужные тебе тайны больше, чем собственную жизнь? — Голос Виттории почти не выдавал ее волнения.

— Откуда ты узнала о моей жене? — спросил Жак. При этом ему ни к селу ни к городу пришла в голову прованская шутка: «Скажите, это правда, что в Марселлосе всегда отвечают вопросом на вопрос? — А кто вам это сказал?»

— Я на службе императора. — Витториа отмахнулась от вопроса, как от назойливой мухи. Она хотела сейчас говорить совсем о другом. — Еще в Мессине я навела справки о тебе во Вьеннском диоцезе. Оттуда прислали точное описание твоей жены. Мне очень хотелось знать, как выглядит моя соперница. Но к делу. Я последний раз предлагаю тебе рассказать обо всем, что ты знаешь.

— Само собой, речь идет только о моей жизни?

— Да. И только о ней.

— Прости, — твердо ответил Жак, — но думаю, что этот разговор пора закончить. Ты сама-то веришь, что даже если я получу помилование ценой жизни моего друга, то переживу его больше чем на месяц?

— Ладно, — сказала Витториа, недобро сверкнув глазами, — у меня очень мало времени, а ночь уже подходит к концу. То, что с тобой произошло, — не твоя и не моя вина. Просто ты очень неудачно оказался в ненужное время в ненужном месте. Но черт меня побери, если я не думаю о тебе с того самого дня, как увидела впервые! Так что единственное, чем я хоть немного могу тебе отплатить за все, — это вот… — С этими словами она отстегнула на шее фибулу и отбросила на охапку сена свой плащ. Теперь все одеяние молодой женщины составляли только башмачки из кроваво-красного бархата и рубиновое колье.