– Разумеется, – в тон ответил Георгий Владимирович. – не нужны тебе дела с Российской военной разведкой, а с безобидным старичком почему бы и не поболтать? Так вот я вычислил тамплиеров без опор на оперативную информацию Службы, анализируя исключительно историческую информацию, причём из чисто личного интереса, в порядке хобби, так сказать. И это стало для меня чем-то очень важным, важнее, чем Служба, потом объясню почему. Короче, я захотел выйти на Орден. Но как? Все мои передвижения тогда столь тщательно отслеживали свои, что сунься я сюда и притащил бы на хвосте всю Службу. Сюда должен был отправиться другой человек, не имеющий отношения к Службе, хотя никакого задания я ему не мог дать по понятным, надеюсь, причинам. И вот, просматривая твоё личное дело, даже по сухим официальным справкам я почувствовал, что ты совершенно не похож на других советских офицеров. Пробил кой-какую информацию и убедился: юный рыцарь-идеалист. Очень редкий психотип в наше время. Я почувствовал, что если ты окажешься в Эфиопии, то рано или поздно пересечёшься с Орденом, а я потом смогу пройти по твоему следу и так же выйти на Орден.
– Тронут. Тронут до слёз. Или это дешёвый портвейн так на меня подействовал?
– Неужели я действительно так сильно обидел тебя тогда своим высокомерием?
– Обидел, конечно, хотя дело не в этом. Все обиды – в прошлом, но в прошлом – не только обиды. Неужели не понятно, что вы для меня – тень советского мира. Нерадостная тень нерадостного мира. С чего я должен быть рад нашей встрече?
– А ты не думаешь, товарищ капитан, что для кого-то, с кем ты не виделся 12 лет, ты тоже – тень советского мира? К тебе сейчас обращаются «мессир», ведь так? И вдруг неожиданно при встрече кто-то назовёт тебя «товарищ капитан». Тебе это, наверное, покажется не только странным, но даже и противоестественным. Ведь ты же рыцарь. Но это у тебя на лбу не написано. Это в душе. А откуда ты знаешь, что у меня в душе?
– Да… Простите, Георгий Владимирович.
– Не вопрос. Так вот тебя не хотели отправлять в Эфиопию. «Десятке» ты не понравился именно теми своими качествами, которыми так привлёк меня – самостоятельно мыслящий, любознательный, с хорошим кругозором, с представлениями о чести. Из такого человека очень трудно сделать хорошего солдата. Рыцари строем не ходят. Но я настоял, чтобы тебя отправили сюда. Я был уверен, что эти твои качества привлекут не только моё внимание. И вот я узнаю, что ты пропал без вести. Начинаю пробивать эту тему и выясняю, что некие неустановленные личности, похоже, эвакуировали тебя в Лалибелу. А дальше уже дело техники. В течение двух лет твой фейс в Лалибеле срисовывали несколько раз.
– Значит, вы всё-таки припахали к этому делу оперативные возможности Службы?
– Ну да, злоупотребил немножко служебным положением. Впрочем, в ущерб интересам Службы не действовал. И в ущерб интересам Ордена – так же. Агентура срисовала здесь тебя, а не Орден. Информацию получил только я. Потом я эту тему законсервировал. Вышел в отставку, несколько лет не дёргался. И вот я здесь.
– Георгий Владимирович, даже я, сапог армейский, понимаю, что полагаться на вашу отставку было бы очень наивно. Может быть, мне рассказать вам, как плотно Служба опекает своих отставников?
– Можешь не рассказывать, – полковник искренне рассмеялся. – Андрюша, из Москвы я улетел в Австралию. В Австралии я ушёл в джунгли и не вернулся. Исчез вообще для всех. У профессионала моего уровня всегда есть возможности, о которых родная Служба не знает. Из джунглей контрабандисты нелегально переправили меня в ЮАР. Там обзавёлся британским паспортом. Настоящий паспорт, никакая не подделка. И вот из ЮАР (заметь – сушей!) я полгода добирался до Эфиопии. Все ниточки оборваны с избыточным даже усердием.
– Наши всё равно никогда не поверят в то, что вы действительно – частное лицо.
– Ну а ты-то мне на что?
– Вот именно, на что? В чём я должен убедить братьев? Зачем вам Орден, Георгий Владимирович?
– Я хочу умереть тамплиером. И до смерти надеюсь ещё послужить Ордену Храма.
– Радикальное заявление.
– Андрюша, не забывай, что я тебя лет на 20 старше. Прояви хотя бы минимальное уважение к возрасту, и тогда я сам охотно забуду о том, что в отцы тебе гожусь.
Сиверцев молча, виновато кивнул.
– Ты знаешь, Андрей, я ведь хотел исповедаться перед тобой, – лицо полковника преобразилось, с него совершенно исчезло обычное высокомерно-брезгливое выражение и появилось что-то мальчишеское или даже монашеское. – Ты знаешь, что такое Служба?
– Резуна читал.