Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

Эсэсовка больно ударила меня дубинкой по плечу. Я упала. Лия закричала. Дубинка обрушилась на мой живот. У меня перехватило дух.

– Отведи ее на другую сторону!

Доктор подхватил меня под мышки и потащил на другую сторону. Я лягалась и пиналась. Как только он меня отпустил, я побежала к Лии. Рядом с ней я простояла не больше минуты, и эсэсовка снова меня увидела. Ее буквально затрясло от ярости. Палкой она ударила меня по спине. Я упала, и она принялась избивать меня по спине. Мне было больно, но приходилось терпеть. На другую сторону не пойду, ни за что! Попыталась подняться, и палка обрушилась мне на лицо. В ушах зашумело.

Доктор снова оттащил меня на ту сторону. Я снова вернулась.

– Почему ты так поступаешь? – заплакала Лия. – Пусть они заберут тебя в лазарет. Там тебе дадут немного еды и лекарства, а потом ты вернешься.

– Я не больна, Лия! И никто не скажет, что я больна, если я здорова.

– Какая разница?! Это не стоит того.

Эсэсовка снова заметила меня и подтащила ко мне доктора. Ее трясло от ярости.

– Уведи ее отсюда!

Он снова меня потащил, но я вырвалась и вернулась к Лии. Больные девушки изумленно смотрели на меня, но мне не было до этого дела.

– Почему ты такая упрямая? – спросила Лия.

Когда эсэсовка снова увидела меня, я была готова к избиению. Наверное, сейчас доктор снова потащит меня на ту сторону. Но она лишь закатила глаза и пошла прочь.

– Ха! – сказала я, переводя дух.

– Ты такая упрямая, – пробормотала Лия.

– Это все мои рыжие волосы.

– Что с твоими волосами?

– Очень смешно!

– В следующий раз будь добра делать то, что тебе говорят.

– Только если буду знать, что это действительно нужно.

Лия покачала головой. Но никого из больных девушек мы больше не видели.

Глава 24

Ты послал источники в долины:

между горами текут, поят всех полевых зверей;

дикие ослы утоляют жажду свою.

При них обитают птицы небесные,

из среды ветвей издают голос.

Псалтирь 103:10–12

Красна. 1937. Мне 11 лет.

Как-то вечером после ужина к нам заглянул зэйде. Он кашлял так сильно, что с трудом мог говорить.

– Татэ, это нехорошо, – сказала мама. – Ты ходил к доктору?

– Ты говоришь, как буббэ, – ответил зэйде, усаживаясь за стол. – Да, я ходил к доктору несколько месяцев назад. Он сказал, что это просто кашель.

Он снова закашлялся, приложил к губам платок, и тот окрасился кровью. Меня замутило. Мы с Лией в панике переглянулись. Я знала, что происходит что-то страшное, но не хотела об этом думать.

– Ехезкель, Лия, пойдемте. Нам нужно убраться в нашей комнате.

– Но мы убирались утром, – удивился Ехезкель.

– Там уже снова грязно, – сказала я. – Пойдемте.

Лия и Ехезкель последовали за мной. Мы сели на кровать и сидели так, не говоря ни слова. Из столовой доносился тихий мамин голос.

– Ты же знаешь, нужно пойти к доктору. Завтра я тебя отведу. Мы поедем к хорошему врачу, в Бухарест.

– Нет, тебе нужно работать. Со мной поедет буббэ.

– Но ты точно поедешь?

– Да, поеду.

Голос у зэйде был измученным. Он еле-еле шептал.

Когда мы вернулись, мама и зэйде улыбались, но мы-то знали, что они притворяются.

– Кто хочет пойти ко мне спать сегодня вечером? – спросил зэйде.

Мы молчали.

– Ну же, вы трое, не будьте такими серьезными! Глядя на вас, можно подумать, что кто-то умер! Это простой кашель…

Он закашлялся. Я видела, как ходуном ходит его грудь. Я заметила, что в последнее время он сильно похудел.

– Ну же! Смотрите веселее! Кто сегодня пойдет ко мне? Лия, по-моему, сегодня твоя очередь, верно?

– Можно? – Лия посмотрела на маму.

– Конечно. Я соберу тебе сумку.

На следующее утро зэйде привел Лию домой и расцеловал нас перед школой. Мы слышали, как он сказал маме, что через час идет к доктору.

– Он кашлял всю ночь, – сказала Лия.

– Это просто кашель. Кашель – это несерьезно.

Я пожала плечами.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Зэйде вернулся от доктора уже вечером. Мама сказала, чтобы мы ложились спать, а она сходит узнать новости. Когда она вернулась, мы притворились, что спим, но слышали, как она плачет в постели. Мы с Лией лежали на спине, держались за руки и ничего не говорили. Заснули мы очень не скоро.

За завтраком я увидела, что у мамы покраснели глаза. Она помешивала овсянку, потом приготовила салат. Мама вымученно улыбнулась нам. Мы молчали, но потом Ехезкель спросил:

– Почему сегодня все такие тихие?

Мама села, усадила его себе на колени, накрутила пейсы на палец и вздохнула.

– Доктор сказал, что зэйде очень болен.

Голос у нее был ровный и удивительно спокойный.

– Значит, он дал ему лекарство? Ему нужно лекарство!

Мама покачала головой.

– Да, они дадут ему лекарство дома. Но он очень сильно болен, и вы должны это знать.