Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

Мы выступали несколько недель, а потом нам надоело, и вскоре мы об этой затее забыли. Наступило лето, и цирк отправился в другой город. Я забыла о жгучем желании увидеть представление, забыла о слонах и шпагоглотателе, девушках-танцовщицах. Но я на всю жизнь запомнила доброту своего зэйде.

Глава 23

Господь сохранит его и сбережет ему жизнь;

блажен будет он на земле.

И Ты не отдашь его на волю врагов его.

Псалтирь 40:3

Освенцим. Сентябрь 1944.

По утрам и вечерам становилось все холоднее. В лагере не было ни деревьев, ни травы, и я не знала точно, но полагала, что летняя жара осталась позади. Выходя на поверку, мы дрожали от холода, но старались стоять неподвижно, чтобы нас не отбраковали. С каждым днем девушки таяли на глазах. Я больше не узнавала Лию. Ее красивые миндалевидные глаза выпучились, тело стало костлявым и угловатым, скулы торчали. Под платьем я угадывала очертания костей таза, а бедра стали напоминать ножницы. Ханка тоже превратилась в скелет. А раньше она была такой красивой! Помню, как ревновала к ней Давида после обручения. Она никогда не была худой, у нее были пышные бедра и румяные щечки. Она была полна жизни. А сейчас Ханка высохла на глазах. Наверное, и со мной произошло то же самое. Я пыталась понять, как такое могло с нами случиться, но мозг мой был слишком голоден, чтобы думать о чем-либо. Я думала только о маме, о том, что скажу ей, когда вернусь домой и мы снова встретимся.

Однажды Эйди сказала нам, что грядет отбор.

– Они будут выявлять больных и отправлять их в лазарет для лечения.

– Я бы хотела попасть в лазарет, – шепнула мне Бейлу. – Работы там наверняка будет меньше.

– Кто знает, что они задумали, – усомнилась Ханка.

– Хуже, чем здесь, быть не может, – сказала Лия.

– Или может, – добавила я.

– На поверку! – скомандовала Эйди.

Мы вышли и построились. Бейлу стояла рядом со мной. Казалось, ветер вот-вот унесет ее с плаца.

– За мной, ленивые свиньи! – закричала эсэсовка с широким лицом и маленькими голубыми глазками.

Светлые волосы ее были собраны в низкий хвост. Она шагала так быстро, как позволяла ей узкая шерстяная юбка. Мы последовали за ней на поле.

Там мы увидели мужчин в полосатых костюмах. Лица у них были желтые, а головы бритые, как у нас.

– Построиться! Я сказала, построиться!

Мы выстроились в шеренгу.

– Снять одежду! Немедленно!

Мужчины стояли и смотрели на нас, заложив руки за спину.

– Раздеться, я сказала!

Эсэсовка подошла к первой девушке в шеренге, та уже начала медленно раздеваться. Но от удара дубинкой в висок рухнула на землю.

– Вот что будет с каждой, кто не выполнит приказ достаточно быстро, – прошипела охранница.

Мы быстро сняли одежду и остались совершенно голыми – длинный ряд живых скелетов. Торчащие бедра, впалые животы, ребра можно пересчитать.

– Вам не о чем беспокоиться. Эти мужчины – врачи, они проверят состояние вашей кожи. Если у вас есть сыпь или какие-то признаки болезни, вас отправят в лазарет на лечение. – Эсэсовка сделала жест докторам. – Идите, осматривайте их.

Доктора подошли и начали осмотр. Они обходили вокруг каждой из нас, ощупывали спину, оттягивали кожу, искали признаки сыпи. Я знала, что у меня никакой сыпи нет. Я здорова. Постепенно на другой стороне поля сформировалась группа девушек. Они оделись и сидели или лежали на земле. Доктор подошел ко мне. Эсэсовка стояла поодаль, словно считая меня заразной. Доктор осмотрел меня, пощупал щеки, заставил открыть рот и посмотрел на язык. Потом он провел пальцами по моей спине и остановился на царапине. Я знала, что это не язва и не сыпь – просто царапина от деревянных досок нар.

– Она больна? – спросила эсэсовка.

«Пожалуйста, только не говори, что я больна», – мысленно твердила про себя я.

– Да, она больна, – сказал доктор.

Эсэсовка отодвинулась подальше и жестом отправила меня в сторону.

Я не двигалась.

– Ты его слышала. Иди туда!

Подбородок у нее трясся. Она тыкала пальцем туда, где стояли больные девушки. Лия, не шевелясь, стояла рядом со мной.

– Ты меня слышала!

Я не двигалась.

Лия слегка подтолкнула меня.

– Я не больна, – сказала я. – Это просто царапина.

– Пошла! Шагай!

Я не шевелилась.

Эсэсовка ударила доктора палкой.

– Заставь ее идти!

Доктор подхватил меня под мышки и потащил к больным.

Я стояла с девушками, которые действительно казались больными. У многих пожелтевшие лица и запавшие красные глаза.

– Я здесь по ошибке, – твердила я.

Они пожимали плечами.

– Кому есть дело, больны мы или нет, – сказала одна из девушек. – В лазарете будет больше еды.

– Может быть, и так, но я не больна, и мне здесь не место. И никто не убедит меня в обратном.

С этими словами я перебежала на другую сторону и встала рядом с Лией.

– Рози! Что ты делаешь?

Эсэсовка вернулась. Я отвела глаза, но она меня узнала.

– Что ты здесь делаешь?! – взвизгнула она. – Ты! – она ткнула пальцем в доктора. – Отведи ее обратно!

– Я не больна!

– Доктор сказал, что ты больна, значит, ты больна!