— Файлир мне поможет, если я сделаю что-то не так, — упрямо гнул свое Эльбер, — но я и сам многое помню.
— Хорошо, — сдалась девушка, — тебя все равно не переубедишь…
Чтобы не тратить зря времени, она привалилась спиной к стене и прикрыла глаза… а проснулась от того, что ее спутник настойчиво тряс ее за плечо.
— Бара… Бара, посмотри!
Она разлепила глаза, чувствуя, как от неудобной позы затекло все тело. Сколько же прошло времени?.. Подсчитать или сообразить она не успела. Эльбер осторожно держал в руках кувшин, примерно такой же, какие она видела в святилище, только вместо малопривлекательной морды полузверя с выпученными глазами на нем было изображено лицо Элгона, подобное портрету на алтарной плите.
— Ты сделал? — спросила Соня.
Эльбер кивнул.
— Теперь бог грозы знает, кому я служу, и пропустит нас, — уверенно проговорил он. — Файлир сказал — сохранит и отнесет в святилище, ему хорошо известно, куда идти.
Старик просто сиял, переводя взгляд с Муонга на Соню.
— Может, остался бы? — спросил он. — Мог бы великим мастером стать… когда-нибудь. Подумай!
— Нет, отец; прости, но у меня другой путь, — ответил Белый Воин.
Глава 13
— Ну, ты, как видно, с голоду нигде не умрешь, — заметила Соня. — Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь?
— Я никогда ни от какой работы не бегал.
— А воровать тебе приходилось?
— Зачем, если руки откуда надо растут? — искренне удивился он. — Понимаешь, я просто представляю себя каким-нибудь другим человеком, и поэтому очень быстро учусь любому ремеслу, главное, чтобы получалось красиво. Я и клинки когда-то ковал, и рукоятки к ним сам делал по своим же рисункам- А в Бельверусе поначалу чем только ни приходилось заниматься! Но я не жалею. У человека ведь только одна жизнь, а успеть хочется много, во всяком деле испытать себя, и после себя еще что-то оставить. Ну, радость завтрашнего дня, если можно так выразиться… А о чем с тобой говорил Мельгар?
— Порадовал обещанием все время крутиться возле нас. Как стервятник в ожидании своего куска падали. Отнять талисман Элгона он не решается, но искренне надеется дождаться, когда Я сама на коленях начну умолять его избавить меня от него. Но в таком случае ждать нашему другу придется очень, очень долго.
Соня невольно огляделся, словно рассчитывая увидеть советника.
— Так, думаешь, он теперь от нас не отвяжется?
— Ни за что. Он просто помешался на талисмане. А ты о чем думаешь?
— О Килве. Если бы ты знала, как я хочу туда вернуться…
— Зачем? — вырвалось у девушки. — Опять стать гладиатором?
— Играть, — ответил Эльбер. — Я бы хотел сам написать новую драму, которой еще не было. Рассказать людям об Элгоне… и показать им, каким он был. Я знаю, отчетливо представляю себе, как это сделать. Маргиад сказала правду — нельзя предавать то, чему призван служить. Ведь я родился под звездой Читра-Накшатра, покровительствующей актерам…
— Какое странное название!
— Она так в Вендии называется. Мне рассказал тот знахарь, Таймацу.
— Ты веришь, что судьбы людей определяют звезды?
— Конечно, верю, — убежденно сказал он. — А иначе как можно объяснить, что я не могу жить без театра?
— Ну, в Дарфаре ведь как-то обходился, и даже, вроде бы, утверждал, что счастлив!
— В Дарфаре?! Да ведь каждый мбонго — музыкант и актер, разве ты этого не поняла, Бара? Вспомни праздники Детей Змеи, их песни и то, как они рассказывают свои мифы — они же играют, даже когда охотятся или воюют!
Для мбонго это не развлечение, а такая же важная часть жизни, как еда и сон. Я никогда не забуду, как эти простые люди приняли меня, и я стал им служить… охотником я сделался не сразу, но мне хотелось быть полезным племени, и я всему научился. Когда я убил своего первого кабана, они так радовались и поздравляли меня с удачей, словно я совершил великий подвиг, а потом устроили праздник в мою честь, и я танцевал и пел вместе со всеми.
Мвиру тогда сказал: «Хороший танцор — дар богов, больше, чем охотник и воин, потому что охота кормит желудок, а танец и песня — сердце и душу».
— Омвами, — вспомнила девушка. — Ты рассказывал мбонго, как обошлись с тобой в Бельверусе?
— Только Нганге. Один раз, когда он стал уговаривать меня вернуться в мой мир. Старик даже не понял сразу, о чем я говорю, долго слушал, а потом сказал: «Бедные люди, эти твои вазунгу, мне их очень жаль». Ты когда-нибудь задумывалась, чем люди отличаются от животных? — он задал вопрос, но явно не ждал от Сони ответа. — Тем, что они — творят! Понимаешь? Как боги… вот есть мир, который все видят. А есть другой мир, который вижу только я. Но я могу сделать так, что другие тоже увидят его, я его создам, и он будет существовать.
— Но, Эльбер, он же не настоящий. Ну хорошо, ты играешь, у тебя получается, но представление окончено, люди уходят с трибун, возвращаются в реальную жизнь — и где тогда тот мир, который ты создал? Его нет…
— Есть. Они уносят частицу его с собою, и это уже немножко другие люди. Их душа очищается через сострадание… и страх.