Рыжий

- У нас нормальные отношения, - легко соврал Руцкой. - Мы регулярно встречаемся, обмениваемся мнениями. Президент дает мне разнообразные поручения…

- Значит, то напряжение между вами, о котором все поговаривают, уже ушло?

- Ну-у, - протянул Руцкой, - некоторое своеобразие в отношениях между нами, конечно, осталось, но оно идет не от Президента, а от его окружения, которое хотело бы нас поссорить.

Да, про окружение Рори знал тоже, я рассказывал ему о кремлевских интригах, о тех странных людях, которые в то время были рядом с Ельциным и вовсе не способствовали миру между двумя первыми лицами государства. Все в Москве знали, к примеру, что госсекретарь Бурбулис часто повторял: «Наша главная проблема - голенище с усами». Эти невесть откуда взявшиеся ребята толпились у трона, оттирая друг друга плечами, и немедленно насмерть затаптывая того, кто был к президенту ближе всех. Руцкой был намечен первой жертвой, но на беду он оказался крепким орешком.

- И все же фактом остается то, что вы - как бы это поаккуратнее сформулировать - не всегда идете в ногу с господином Ельциным. На Западе полагают, что это не вполне соответствует общепринятым нормам поведения второго лица в государстве. Согласно рутинной этике ваш статус предполагает быть тенью Президента, разве не так?

Ага, знает ирландец, как завести собеседника. Вице-президент, действительно, вспыхивает, будто сноп сухой соломы.

- Нормы! Этика! Запад! Да где, в какой стране ситуация сейчас хотя бы приблизительно напоминает то, что творится у нас? Вот и приходится вести себя не в соответствии с протоколом, а в зависимости от обстоятельств. Вы что, хотите, чтобы я ушел в отставку? Не дождетесь! Это для меня будет означать капитуляцию, предательство по отношению ко множеству людей.

Далее Руцкой горячо говорит о реформах, о том, каким он видит будущее страны. Он долго рассказывает, как собирается решить проблемы сельского хозяйства (опытный интриган Ельцин поручил ему заниматься этим делом, на котором прежде сложили головы и не такие зубры) и как будет организовывать борьбу с преступностью (это уж и вовсе для России дело дохлое).

Я тоже записываю на диктофон ответы нашего героя, а краем глаза наблюдаю за ирландцем. Кто бы мог подумать, что еще два года назад он был всего лишь оператором, да и то самоучкой. Теперь Рори вполне квалифицированно задает вопросы и уже выглядит почти как политический обозреватель. У него явно наступила пора благополучия на всех фронтах.

Вот уж чего нельзя было сказать про меня. Хлопнув дверью в «Правде», я какое-то время сидел дома, осматривался, зализывал раны. Моя ошибка заключалась в том, что я рано поднял вверх лапы. Мне показалось, что теперь, с провозглашением новой демократической власти, повсюду придут молодые, талантливые, энергичные ребята. Без груза прежних заблуждений, без всяких обязательств перед прошлым. Демократы. Они придут и в бизнес, и в журналистику. А нам места уже не будет. В сорок четыре года я решил, что моя песенка уже спета. Гуляй, Вова, пиши мемуары.

Внешне так оно все и было. Везде менялись вывески, ломалась старая административная система, новая власть действовала по принципу большевиков – «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а потом…» А потом и вовсе началось непонятное – оно называлось приватизацией. Мало кто соображал, что это такое, но зато те, кто сообразил, своего не упустили. В мгновение ока заводы, нефтепромыслы, транспортные компании, рудники, шахты, стадионы, отели, газеты, телекомпании, словом почти все, что прежде принадлежало государству, перешло в руки кучки ушлых людей. Никто и глазом не моргнул, как в России начался капитализм – дикий, воровской, бандитский.

Нет, я не против частной собственности и приватизации, но уж больно ловко шайка мошенников обманула всех нас. Одни мгновенно сделались богачами, другие остались с носом. Помню, знакомый бизнесмен, еще вчера директор мелкого кооператива по пошиву одежды, а сегодня – владелец фабрик, универмагов, ферм и лесов, терпеливо втолковывал мне, как законченному дебилу:

- Чудак ты человек! Сейчас все под ногами валяется - вся госсобственность. Бери, не зевай. Хватай, что можешь: заводы, мосты, пароходы…

- Но погоди, Илья, - пытался я понять. - Ты же просто не в состоянии всем этим управлять. Там же живые люди работают, им надо зарплату платить, капитальные средства вкладывать.

Он смотрел на меня с жалостью:

- Потом, потом разберемся, как ты не понимаешь. А пока надо брать. Иначе другие подсуетятся. Время сейчас такое - кто смел, тот и съел.

Эти люди повыскакивали на сцену жизни, словно черти из табакерки. Вчера о них никто и слухом не слыхивал, а сегодня они - хозяева. Ездят в бронированных машинах, окружили себя охраной, арендовали бывшие дачи членов политбюро.

Понятно, когда богатство нажито созидательным трудом. Нет, наши ребята не утруждали себя этим, они стали миллионерами за месяц, за год, за два, украв то, что поколениями создавали другие.