Рыжий

Пора… Любые слова, которые я мог теперь произнести, были никчемны.

Клянусь, я знал наперед, что его ждет.

Мы молча обнялись. Он повернулся и пошел в вагон. Я сжал зубы.

Спустя несколько месяцев он был тяжело ранен на перевале Саланг и только чудом избежал гибели.

Все испытав, мы знаем сами,

Что в дни психических атак

Сердца, не занятые нами,

Не мешкая, займет наш враг.

Займет, сводя все те же счеты.

Займет, засядет, нас разя.

Сердца. Да это же высоты,

Которых отдавать нельзя.

Расположившись в кабинете главного редактора, я первым делом повесил на стене лист с этим стихотворением. Оно мне нравилось. Оно соответствовало моему пониманию редакторской работы. Не информировать, а формировать. Не развлекать, а драться за человека.

Меня назначили редактором в то счастливое и странное время, которое позже назовут «перестройкой». К власти пришел Горбачев. Подули свежие ветры. Жизнь наполнилась какими-то светлыми надеждами, все время что-то происходило и внутри и вокруг страны. Работать стало интересно, азартно. В «Собеседник» потянулись молодые талантливые ребята. Кстати, спустя годы все они (все!) станут заметными фигурами в российских СМИ, возглавят газеты, журналы, телеканалы, а кто-то выбьется даже в медиа-магнаты. Это я не в заслугу себе говорю – сама наша необычная газета притягивала неординарных людей.

Экспериментировали бесконечно. Придумали новый стиль обложки – наша первая страница должна была выглядеть как плакат – броский, яркий, вызывающий желание немедля взять в руки газету и прочесть ее. Убрали со страниц всякого рода «жвачку», скуку. Все должно читаться, трогать за сердце, вызывать споры, заставлять думать.

Нет, мы еще не подвергали сомнению основы своей жизни, но хотели коренным образом изменить ее. Стоп двойным стандартам, лицемерию, ханжеству! Долой все прежнее убожество! Даешь новый социализм, социализм с человеческим лицом! Мы как бы сразу заявили себя печатным органом перестройки, ярыми союзниками тех перемен, которые провозглашал Горбачев.

Социализм по-прежнему казался вечным, а Советский Союз нерушимым. Но уже не казались неизбежными вранье, демагогия, вся та пустая трескотня, которой прежде были наполнены наши газеты.

Счастливое и странное время. Мы поверили в необратимость перемен, осмелели, стали разрабатывать новые, абсолютно запретные прежде темы, искать новые формы.

Однажды я подъезжаю утром к редакции и вижу такую картину: прямо посреди нашей широкой улицы, напротив редакционного подъезда, стоят столы с телефонами, а за столами сидят молодые люди и делают вид, что работают. Их со всех сторон обтекает поток машин. Пялятся из машин удивленные водители. Что за чертовщина? А это наши сотрудники так себя самовыражают. Володя Яковлев (будущий учредитель и владелец «Коммерсанта»), Дима Сабов, Костя Михайлов… Это они так показывают Москве, что «Собеседник» находится в гуще жизни, что редакция неотрывна от народа.

А почему я сказал, что время «странное»? Потому что мы-то поверили в перестройку и рванули со страшной силой вперед, но только над нами все еще оставались два ЦК – комсомольский и партийный, а также 5-е (идеологическое) управление КГБ, цензура и еще целый ряд «директивных» ведомств. И все наши острые статьи, необычные обложки, шумные акции и другие «хулиганские выходки» немедленно получали там «должную» оценку. Обычно меня вызывали «на ковер» и жестко прорабатывали: «Не сметь чернить наше прошлое. Мы не позволим вам предать идеалы социализма».

Даже секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев, которого вскоре назовут «архитектором перестройки», не упускал возможности вытереть об нас ноги. На одном из совещаний главных редакторов на Старой площади он долго упрекал «Собеседник» за публикации, которые ставили под сомнение эффективность колхозов. На другом совещании вдруг набросился на меня за то, что газета часто критикует формализм в комсомоле.

А может, мы и правда, слишком рано поверили тогда в перемены, слишком поторопились увидеть будущее?

В редакторском кабинете по левую руку от меня стоял телефон правительственной связи, так называемая «вертушка» – о, как же я ненавидел этот белый массивный аппарат с гербом. Почти каждый раз после выхода газеты он вкрадчиво звонил, и у меня сжималось сердце: опять надо выслушивать очередную накачку из уст партийного или комсомольского чинуши.

Больно били. Однажды мы опубликовали беседу с видным экономистом, будущим ближайшим соратником Горбачева академиком С.Шаталиным. Речь шла об экономической реформе. И вот раздается у меня этот вкрадчивый телефонный звонок – а «вертушка» звонила так, что ее всегда можно было отличить, негромко, солидно. И куратор со Старой площади говорит:

– Ты бы зашел как-нибудь побеседовать.

– Ладно, – отвечаю я, не почувствовав подвоха. – Обязательно как-нибудь зайду, если вопрос не срочный. Или давайте прямо сейчас по телефону поговорим.