Рыжий

– Наш амир Мухаммад сообщил, чтобы мы ждали дорогого гостя. И вот гость прибыл. Мы рады видеть вас в свободном Афганистане. Мы рады любому, кто хочет помочь нам в священной борьбе с оккупантами, с этими неверными, которые оскверняют нашу землю. С позволения Всевышнего я командир здешнего отряда моджахедов. Такие группы есть в каждом кишлаке, в каждом уезде. Мы бьем русских, где бы они ни появлялись, сколько бы их ни было. Вы убедитесь в этом очень скоро – хотите, даже сегодня.

– О’ кей! – Дав седобородому закончить, подхватывает гость. – Я бы очень хотел приступить к делу, не откладывая. Моя задача состоит в том, чтобы снять на пленку для западного телевидения эпизоды борьбы афганского народа. Весь мир с симпатией следит за вами. Я хочу сделать так, чтобы люди в разных странах увидели ваши отважные лица, убедились в вашей стойкости и после этого еще более активно помогали вам.

– Сам Аллах направил тебя к нам, американец. Кстати, как тебя зовут?

– О, нет, нет, нет, – решительно вскидывает обе руки гость. – Я вовсе не американец. Никогда не называйте меня так. Я из Северной Ирландии. Ир-лан-дия! – По слогам произносит он. – Запомните и, пожалуйста, никогда не называйте меня американцем. Меня зовут Рори.

Ирландец, слегка приподнявшись, протягивает руку предводителю моджахедов. Тот уважительно пожимает ее и представляется сам:

– Рахматулла, сын Абдулмаджида.

– Вы, господин Рахматулла, говорите, что уже сегодня я смогу увидеть русских? Точнее, увидеть, как вы бьете врага?

– На все воля божья. Но если Господу нашему будет угодно, то не позднее, чем через два часа мы вступим в бой. Русские знают, что у нас здесь гость и уже спешат на встречу с тобой, американец... Прошу прощения, ирландец. А нам только этого и надо.

– Рашид? – Поворачивается командир к одному из сидящих на ковре бородачей. – Ты всех убрал из кишлака?

– Только скотина осталась. Боюсь, постреляют они коров, как в прошлый раз.

– Звери! – Кулаки у командира сжимаются сами собой. – Ну, ничего. Сегодня мы им покажем.

Двое участвовавших в трапезе моджахедов, забросив за спину автоматы, торопливо идут к калитке. Слышен обрывок их разговора:

– Говорит, что журналист. Так я ему и поверил. Все они из ЦРУ, эти иностранцы.

– Нам-то какая разница. Он деньги Рахматулле пообещал. И сказал, что оружия нам скоро подбросят. Командир просил глаз с него не спускать. Чтобы русские его с собой не утащили.

Ирландец стоит у амбразуры в глиняной стене, смотрит наружу. Из кишлака по одной тропе, убегающей в гору, семенят женщины в своих жутковатых нарядах, с узлами на головах. За подолы их юбок цепляются маленькие босоногие детишки. Кто-то ведет на привязи овец и коз. По другой тропинке, ведущей в заросли камыша, деловитой цепочкой уходят вооруженные автоматами и ружьями моджахеды.

Лицо ирландца абсолютно невозмутимо.

Колонна мотострелков движется по руслу высохшей реки. Сначала идет танк афганской армии с облепившими его башню солдатами в мышиной форме. Этих правительственных солдат советские пренебрежительно называют «зелеными». Они вооружены допотопными автоматами ППШ времен второй мировой войны. Толку от «зеленых» обычно мало, но так принято: в операциях обязательно должны участвовать солдаты регулярной афганской армии. Следом идут боевые машины пехоты с разведчиками, которые тоже сидят поверх брони. Оружие держат наготове, но до дела еще пока далеко – покуривают, кто-то дремлет, кто-то травит анекдоты.

– Я же говорил, что этот тип из КГБ, – напоминает приятелю уже знакомый нам офицер. – Смотри, как наш-то перед ним стелется. Автомат свой отдал.

– Как всегда. Мы всю черную работу сделаем, а пенки чекисты снимут, – соглашается с ним такой же молодой старший лейтенант. – Но ты, Вася, не переживай. Ведь это твои ребята про американца пронюхали? Так что сверли дырку для ордена.

Посреди колонны идет штабная бээмпэшка с полковником и журналистом – оба тоже трясутся на жесткой броне, глотают пыль и пытаются разговаривать.

– А что мы мучаемся на этих колдобинах? Дорога же есть, я ее на карте видел, – возмущается журналист.

– Ха, дорога! – Ухмыляется штатской наивности комбриг . – А тебе, что, жить неохота? Раз есть дорога, значит найдутся желающие ее заминировать. Сто процентов – налетим. А тут,– он поводит рукой вокруг, – путей много, на все зарядов не напасутся. Терпи, брат. На вот, чтобы кобчик сберечь, – полковник бросает журналисту ватный армейский бушлат.– Теперь – порядок. С комфортом поедешь.

Чем дальше втягивается колонна в ущелье, тем заметнее изменяется атмосфера на боевых машинах. Разговоры стихли. Лица вытянулись. Автоматы направлены в сторону склонов, пальцы на спусковых крючках. Глаза лучше всего передают состояние людей, идущих навстречу опасности. У всех разное в глазах. Страх. Ожидание. Любопытство. Опять страх. Ненависть. Уверенность. Дикий страх. Напряжение. Равнодушие. Слезы.

– Скорее бы доехать, – говорит полковнику журналист, вытирая платком слезы, выступившие от пыли и мелких камней. – А то я уже всю задницу себе отбил.