Рыжий

А утро было таким ясным и солнечным. И птицы весело щебетали на деревьях, и голуби привычно ворковали на площади. И тогда журналисту сделалось совсем невмоготу. Он подошел к капитану, готовому разрядить свой автомат в бедного старика, тронул его за плечо: «Не надо. Пошли отсюда». Сваток обернулся, взгляд его белесых, словно выгоревших, глаз не сулил ничего хорошего. Но в это время подоспел другой офицер – тот, что говорил про дырку для ордена. «Отставить!» – Коротко и властно велел он. Капитан выматерился, нехотя опустил автомат. «Чистоплюи блядские!» А тут откуда-то сбоку зычная команда донеслась: «Отходим! По машинам!» Как избавление прозвучала эта команда.

Без приключений разведчики тем же путем выбрались из лабиринта узких улиц, вышли к командному пункту, где ждал огорченный комбриг, сели на броню. Полковник мрачнел на глазах.

– Что вас тревожит? – Искренне удивился корреспондент.

– Плохо дело, брат. Вот увидишь, караулят нас на обратном пути. Тут ведь как – или мы их, или они нас, по-другому не бывает. Плохо дело. – И скомандовал кому-то внутри «бээмпэшки»: «Вызывай «вертушки».

Ирландец с интересом осматривался по сторонам. Он лежал на краю кукурузного поля в вырытом специально для него окопчике. Отсюда было хорошо видно все пространство предстоящей битвы. Хотя, поймал он себя на мысли, битва будет, если русские дадут себя заманить. А если нет? Его смущало то, что нигде не было заметно никого из партизан. Как он ни напрягал свое зрение – никого! Только два юных оборванца рядом – те, что приставлены его охранять. Лежат в своих окопчиках – один, кажется, задремал, другой задумчиво ковыряет грязь под ногтями.

На мгновенье ему показалось, что все происходящее нереально, он даже головой покрутил, словно хотел избавиться от наваждения. Два этих беззаботных парня по бокам, синее небо над головой, ясное солнце... Вон там, на склоне, овцы пасутся. Голуби кружат над садами. Какой бой? Какие русские? Откуда тут взяться танкам?

Он и на себя постарался взглянуть со стороны: притаился в зарослях нелепый человек с кинокамерой, будто птичек или бабочек собрался снимать. Бабочек... – усмехнулся почти вслух. Сейчас тут такое начнется... Он опять, уже в который раз, подумал о превратностях судьбы, которая завлекла его так далеко от родного дома, от всего того, что на протяжении всей его прежней жизни было привычным. Но он не любил такие мысли и никогда не давал им воли. «Пусть они все завидуют мне», – пробормотал ирландец, вспомнив тех, кто остался дома.

Со стороны кишлака послышался рев моторов. Моджахеды встрепенулись, передернули затворы своих автоматов. Ирландец мысленно прочел несколько строк из Библии. Все. Сейчас начнется.

Корреспондент популярной московской газеты вначале не понял, что произошло. Это совсем не напоминало то, что прежде он видел в кино. «Киношная» война не имеет ничего общего с войной реальной. Все буднично, неинтересно, серо. Ехали в том же порядке и тем же путем обратно и вдруг головной танк с «зелеными» отчего-то замедлил ход, рыкнул, выпустив клуб сизого дыма, а потом резко повернул налево и закрутил башней. Солдаты неуклюже посыпались с брони, сбились в кучку позади танка. И тогда он расслышал выстрелы, которые за ревом моторов показались несерьезными – будто горохом сыплют по фанере. Танк остановился, вокруг него заклубилась пыль, потом донесся звук пушечного выстрела. Гороховая сыпь стала чаще. «Бээмпэшки» разведчиков тоже дружно рванули влево.

– Ну, вот, я же говорил, – словно бы даже обрадовался полковник. – Теперь повоюем. Тебе бы, журналист, лучше внутрь, там спокойнее.

Внутрь, под броню? Очень хотелось ему воспользоваться советом полковника, но не стал он этого делать. Во-первых, вспомнил рассказы бывалых: броня, конечно, от пуль спасет, но выстрел гранатомета превратит машину в братскую могилу, зато те, кто наверху, почти наверняка уцелеют. И потом, что увидишь сквозь крохотную смотровую щель? Он наполовину укрылся в люке, приготовил фотоаппарат.

Да, то, что происходило вокруг, было совсем не похоже на войну. Очень близко, на склоне холма, продолжали мирно пастись овцы. И солнце сияло на голубом небосклоне. Но почему одна из боевых машин вдруг беспомощно закрутилась на месте? И почему полковник перешел на чистый мат и на чем свет кроет всех – «духов», своих разведчиков, маму, и даже себя самого?

– Сваток докладывает, что у него подрыв. Одна машина «разута», но люди все целы, – прокричал журналисту полковник, прижимая ладонями к голове наушники радиостанции. И тут же сам заорал в микрофон: – Где противник? Откуда тебя обстреляли? Где они, мать вашу?

Где они? Сколько ни крутил журналист головой, никого он не видел, кроме своих. Теперь на большую пустошь уже выехала вся колонна – и танк, и боевые машины пехоты, все стволы палили в разные стороны, моторы ревели, но никакого противника не было и в помине. Бред какой-то, подумал журналист. Театр абсурда. С кем же воевать?

– Сосредоточить огонь по крепости! – Закричал в микрофон комбриг. – В пыль ее!