Рыжий

– Я назначаю двух моджахедов специально для охраны гостя. Надир и Исмаил – вы отвечаете за него своими головами. Ваша позиция будет вон там – в зарослях кукурузы. Это удобное место для того, чтобы все видеть и снимать кино. К тому же солнце окажется у вас за спиной, а это значит, стекляшки твоей камеры, ирландец, не будут блестеть, и вы останетесь незамеченными. Иншалла!

Спешившись, передернув затворы автоматов, солдаты один за другим исчезают в узкой деревенской улочке, среди глиняных домов-крепостей.

Комбриг развернул на башне боевой машины карту и уточняет с офицерами задачи каждой группе.

– «Зеленых» на танке пустишь вперед. Вторая и третья роты блокируют кишлак с юга. Разведчики скрытно выдвинутся вот сюда и когда духи отвлекутся на «зеленых», Сваток наносит удар. Сваток, только без шалостей, ты понял меня?

– Так точно, товарищ полковник!

– Тому, кто замочит американца, обещаю орден и звездочку на погоны.

Журналист достает из своей потрепанной рыжей сумки фотоаппарат, вешает его на шею. А автомат... Куда же девать автомат? С одной стороны, с этой штукой, вроде бы, спокойнее. Чувствуешь себя мужчиной. Но... Недолгая внутренняя борьба завершается тем, что он протягивает автомат полковнику:

– Не надо. Я не могу. Пойду так.

И быстро, не оборачиваясь, уходит в середине цепочки разведчиков. Комбриг долго смотрит ему вслед – с недоумением и обидой. Как это – в бой и без оружия? Кругом же одни враги, каждый куст стреляет.

Разведрота бесшумно продвигается к центру деревни. Справа от крадущихся солдат – в рост человека – длинный глиняный дувал, слева поля спелой кукурузы. Журналист в середине цепочки, он остановился передохнуть. Теперь мимо него пробегают солдаты, и он с любопытством всматривается в лица этих парней, которым, возможно, в следующую секунду предстоит принять смерть. Боже, он и не думал, что солдатам может быть так страшно. Некоторые лица – просто сгусток страха. Пальцы на спусковых крючках. Они готовы открыть огонь на любой шорох, по любой цели – неважно, кто это будет – моджахед, ребенок, собака, курица... Лишь бы выжить самим в этом чужом кишлаке. Лишь бы выжить! Глаза у иных парней просто остекленели от ужаса. Боже, как же они будут воевать? Они же совсем мальчишки. Кто скажет, зачем им все это?

– Ну, что, журналист, сдрейфил? – Мимо пробегает капитан Сваток. Этот не выглядит испуганным. – Не отставай. Мои орлы тебя прикроют. Эх, где наша не пропадала!

Очень скоро стало ясно, что кишлак пуст. Хотя по всему было видно, хозяева ушли недавно: в очагах еще тлели угли, во дворах кудахтали куры. В одном доме нашли дряхлого старика – он забился в темный угол и смотрел оттуда на них равнодушными, ничего не выражающими, слезящимися глазами. Его встряхнули, пригрозили автоматом: «Говори, где мужчины»? Но он даже не стал притворяться, что испуган, так ему было все равно. Таких стариков на испуг не возьмешь.

Через час все три группы, вошедшие в кишлак с разных сторон, встретились на базарной площади. Она тоже была пуста, только коровы лежали в тени дувалов и тупо взирали на непрошеных гостей. Солдаты уже не пригибались, как прежде, и не водили стволами по сторонам. Напряжение отпустило. Но на смену ему пришла злость. Ясно, что кто-то предупредил «духов» о налете. Ушли совсем недавно. Дома еще хранили тепло очагов.

Журналист вдруг почувствовал облегчение от того, что еще ни один выстрел не испортил тишины ясного летнего утра. Он ощутил себя чужим среди этих глиняных домов, его никто здесь не ждал, ему захотелось быстрее уехать отсюда. Какой американец? Какие душманы? Бред! Страшный сон! Прочь отсюда! Он шел в цепочке солдат со своим фотоаппаратом и мечтал, чтобы все это как можно скорее закончилось.

Из-за дувала выскочил Сваток, на лбу у него от усердия выступили капли пота, панама сбилась на затылок. «Ну, что, – закричал своим разведчикам, – пусто у вас»? Ему рассказали о молчаливом старике. «Ведите этого бабая сюда, – приказал он. – Я его живо разговорю». Через минуту старика волоком втащили на площадь. Сваток подошел, вставил в старческий беззубый рот ствол своего автомата, подозвал к себе солдата-таджика, знающего фарси. «Пусть скажет, где американец. Иначе застрелю как собаку, а весь кишлак спалим к чертовой матери». Таджик послушно перевел. По морщинистому лицу побежали крупные слезы. Но старик продолжал молчать. «Ах, ты, сучий дух»! – капитан прикладом ударил деда по голове, и тот упал в пыль.