Рыжий (история одиночки)

… И вот пришло время, когда картинка за остеклённой лоджией престала казаться милой абстракцией. Пролетающие мимо птицы вызывали томление в крови и непроизвольное расширение зрачков, когти сами просились наружу. Вид снующих на воле котов исторгал дрожащее мяуканье из глотки (один раз Рыжему показалось, что он узнал нарезающего круги по каким-то своим делам Одноухого – правда, с шестого этажа можно было обмануться и при самом бдительном созерцании). Шмоська не на шутку стала раздражать своими регулярными появлениями во дворе, и однажды Рыжий заехал ей лапой по мордочке, чем сильно озадачил собачонку. Наблюдать за детьми надоело. На Сэма и Сёмочку он больше не откликался – даже ушами не вёл. Несколько раз Рыжий устраивал акции (а-а-кии-и!) перед входной дверью, голосом и телом выражая протест против сидения взаперти, но каждый раз всё заканчивалось одинаково – или мама, или Таська гладили его по голове, тащили к плошке с чем-нибудь особенно наваристым и утешали бессмысленными для него словесами, на вроде: «Ну куда ты собрался, а? Чем тебе тут плохо? Давно тебя не кусали?» А один раз он подслушал, как папа проговорился про какие-то таблетки, и это сильно не понравилось Рыжему – никакой химии он больше не признавал.

Ситуация накалялась, на руках членов семьи всё чаще стали появляться царапины. Шмоська вынашивала планы мести, но, как только наступала пора действовать, то по доброте своей попадала впросак, проигрывая раунд за раундом и медленно сатанея. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но тут к хозяйке квартиры заявились ноги. Рыжий в это время как раз лениво перебирал лапами по направлении из кухни в комнату, и наткнулся на них в коридоре. И тут же опознал эти уверенно попирающие землю ноги, мимо которых он прошмыгнул обратно в подъезд после памятной своей самоволки, и, конечно, голос, сопутствующий ногам, узнал тоже. Дородная женщина с простоватым, но непоколебимым лицом удивлённо вскрикнула:

– Ты глянь-ка, Васильевна, кто это у тебя тут шмыгает!

– Да, дети его полуживого с улицы принесли, – улыбаясь, ответила мама. – Еле отходили.

– Ага… – женщина пристально разглядывала Рыжего, который уселся неподалёку и, в свою очередь, пристально разглядывал её. Ощущение грядущих перемен явственно витало в воздухе, и кот, конечно же, почувствовал это первым.

– Так ведь это же Степаныча кошак… – медленно проговорила гостья, вдоволь налюбовавшись Рыжим.

– Это какого-такого Степаныча? – насторожилась мама.

– Да в моём подъезде живёт. С месяц как у него животина пропала. Мужик аж запил от горя, – охотно сообщила женщина.

– А вы уверены, Елизавета Геннадьевна? – осведомилась мама.

– А ты бы его с кем-нибудь смогла перепутать? – ответила та.

Маме ничего не оставалось, как признать правоту Елизаветы Геннадьевны и тут же перейти в атаку:

– Ну и что с того? Кот у него без пригляда чуть не сдох, какой же он хозяин? Пьёт к тому же, говорите?

– Что есть, то есть, – вздохнула гостья. – Один ведь он совсем, вот и без опоры в жизни.

– А мне что теперь прикажете делать? – мама, надышавшись воздухом перемен, начала не на шутку заводиться. – Кота ему вернуть?

Тут из комнаты на шум выглянула Таська, как раз вовремя, чтобы услышать последние слова. Мгновенно оказавшись рядом со взрослыми, она вперила поочерёдно в каждого из них яростный взгляд и выпалила:

– Кого отдать? Сэмку? Рыжего? Кому? Мы его спасли, мы его хозяева – и никто его у нас не заберёт! Слышите – никто!

– Ну-ну, девочка, как тебя… Анастасия, кажется?… успокойся, успокойся, – несколько опешила от такого напора гостья. – Конечно, никто Рыжика у вас не заберёт, ему тут хорошо. Но видишь ли, его… э-э… прежний хозяин очень по нему скучает. Я конечно, могла бы ему сказать, что кот у вас, жив-здоров и всё такое, но… Очень уж он убивается. Я просто тебя хочу попросить – ведь ты же добрая девочка, правда? – возьми с собой котика, да сходи с ним ненадолго к дяде – глядишь, тот и маяться меньше станет.

– Нечего. Сюда пусть приходит и смотрит, – отрезала неостывшая ещё Таська.

Елизавета Геннадьевна вздохнула.

– Так ведь старенький он, и болеет сильно. Не может он сам.

– Погодите-ка, погодите… Куда это вы Таську отправляете? К пьяному – в гости? – вмешалась мама.

– Да не пьёт он пока что, не пьёт – с сердцем у него плохо стало, «Скорая» приезжала… И как успел вызвать?

Гостья помолчала, потом как бы нехотя выговорила:

– Один ведь он. Совсем один. С сердцем своим.

Таська задумалась. Потом, уже стыдясь своей душевной чёрствости, обратилась матери:

– Мамочка, если так… Давай я схожу, а?

… Степаныч открыл не сразу. Сначала за дверью раздались судороги кашля, потом безразличное шарканье, потом усталый голос произнёс:

– Кто?

– Открывай, Степаныч! – бодро ответила Елизавета Петровна. – Давай, давай – сюрприз у нас для тебя! Может, хоть оживёшь маленько.