Рыжий взбежал по лестнице, приблизился к двери, прислушался. Вроде бы тихо, но нет – не так, как после смерти хозяина. Жизнь давала о себе знать – вот раздался скрип, и тут же ушей достиг отголосок хриплого дыхания… Там, там бабушка. Только плохо ей, очень плохо…
– Ты куда, Рыженький? – переполошилась Василиса, разом забыв про странности в поведении и облике «везунчика», когда тот стремительно метнулся к выходу. – А как же я?
– Скоро буду, – последовал ментальный ответ. – Корми котят.
… Во дворе Рыжий уселся на лужайку, откуда, как он хорошо знал из практики былых созерцаний, его эпатажное тело было видно почти из всех окон приютившей его на время квартиры. Так он и сидел, сосредоточенно уставившись перед собой, пока из подъезда с радостным визгом не выбежала Таська и не бросилась к нему.
– Рыжик, Сёмочка! – взахлёб путая имена, вопила девочка. – А мы думали, тебя забрали! Какой же ты молодец!
Рыжему было приятно это проявление радости. Очень. Но Таську к себе он и не думал подпускать – нельзя. Он только мотнул головой, приглашая за собой, и потрусил к бараку, иногда оглядываясь на ходу. Озадаченная девочка шла за ним. Осторожно она переступила сквозь ветхий порог, чихнула и, щурясь сквозь взвесь просеянной солнечным лучом пыли, заглянула под лестницу… И обомлела, потому что увидела чудо. Минуту, две, три, не отрываясь, Таська смотрела на копошащиеся у материнского тепла живые комочки, потом вытерла руками глаза и прошептала:
– А… можно, я их потрогаю?
Неизвестно, к кому она обращалась в этот момент, но ответ девочка получила. Присев на колени, она медленно вытянула руку и обняла ладонью поочерёдно всех малюток, а потом погладила и кошку. Василиса довольно завибрировала, но потом для порядка легонько укусила руку: хватит, мол, нам чужих нежностей.
А Рыжий уже мяукал с лестницы.
– Ты куда меня ещё зовёшь, Рыженький? Там хозяева, да? – Таська поднялась по недовольно крякающим под ней ступеням, остановилась перед дверью. Постучала. Потом ещё раз. Прислушалась.
– Кажется, там кто-то есть… Спят, что ли?
Она толкнула дверь, которая вдруг легко отделилась от косяка и развязно распахнулась настежь. Девочка оказалась в маленькой прихожей с перекошенными стенами и покатым полом, сделала пару шагов, просунула голову в комнатку, большую часть которой сердито загораживала давно небелёная печь. Обои на стенах отсырели, дешёвенький абажур под потолком тосковал о лампочке.
– Здравствуйте… Извините, пожалуйста, у вас не закрыто было… – начала было Таська, но тут же осеклась, увидев лежащую на кровати под старым ватным одеялом тихонько мычащую старушку.
– Вам плохо, да? Вы слышите меня? – испуганно заговорила незваная гостья вновь, но ответа так и не дождалась. Тогда девочка опрометью выскочила прямо на улицу, достала телефон и, удачно с первого раза дозвонившись до матери, вывалила ей всё:
– Мамочка, знаешь, вот тут за нашим домом ещё один дом, большой, а за ним маленький, очень старый… Я и говорю по делу! Так вот, там котята… Да послушай же меня! Там ещё бабушка больная совсем одна, она лежит и ничего не слышит. Меня Сэмка наш, Рыжий который, к ней привёл… Да ничего я не придумываю! Ты когда сможешь подъехать?
Мама, на горе своё и на радость, понимала, что дочь её, хотя и считает себя независимой, всё ещё находится в том возрасте, когда полагает, что взрослые могут решить любую проблему. Конечно, она приехала очень скоро, и не одна. Заработала мобильная связь, подрулила «Скорая», а ещё через какое-то время по дому уже бродили солидные дяди и тёти в небывалом для этого дома за последние лет двадцать количестве и качали головами. Взрослые занимались своими делами, оказывается, иногда очень нужными и полезными, а набежавшие по зову неугомонной Таськи дети – своими, не менее важными. Конечно, они выбирали себе котят. Детей было много, а котят – всего три (Таська, естественно, уже забронировала себе мальчика). Василиса, оказавшись в центре неуёмного внимания, открыто выражала своё беспокойство, шипя на детвору и выделывая замысловатые петли хвостом. Впрочем, когда нешуточные споры и восторги вокруг её семейства поутихли, и дети, быстро сообразив, что от них требуется, принялись таскать из дома продукты, мамаша быстро сменила гнев на милость. Столько снеди за раз она в жизни не видела (хотя нет – один раз видела, когда случайно оказалась в магазине, откуда её, однако, быстро выперли). Сейчас же вся еда предназначалась ей, и только ей! Под носом у Василисы лежали сыры и колбасы, жареная рыба и вытащенное из супа мясо, килька в томате и паштет, в плошке томилось молока, а рядом баночке притулилась сметана. Враз объевшаяся кошка щурила-щурила глаза и наконец уснула; котята, обнявшись, последовали её примеру.