Думаю, проспал я прилично, часа два, не мень ше, поскольку спина затекла основательно. Но меня ещё не выкопали! И, похоже, даже не собира ются! Вот ведь чуяло моё сердце, что не надо было соглашаться на эту дебилистическую идею с собст венным захоронением.
Подумаешь, объявили они всем уже, что я умер! Да сказали бы, что пошутили, скупой милицей ский юмор, делов-то! Ничего, никто бы фатально не обиделся, а преступников мы всегда и так лови ли, без непременного объявления меня усопшим.
Вот вылезу, и в следующий раз пусть Митьку хоронят или Еремеева, да и Яге в её годы тоже можно было бы... Так сказать, потренироваться, как оно вообще и по ощущениям! Потом я, кажется, заплакал. Потом опять уснул. Но на этот раз проснулся быстро, потому что земля вздрагивала и меня, кажется, выкапывали.
- Наконец-то, - с чувством простонал я, услы шав первый удар лопатой по крышке гроба.
Речь вернулась! Я говорил, я даже худо-бедно мог двигаться, а значит, моя домохозяйка не обма нула насчёт настойки и всё идёт по плану!
Мой гроб вытащили наверх, поставили ногами кверху на какой-то возвышенности и лопатой под няли крышку. Гвозди подались не сразу, но это уже была свобода и спасение...
- В следующий раз я вас сам всех закопаю! - громко объявил я, помогая скинуть крышку и са дясь в гробу.
На меня испуганно уставились три незнакомые морды с козлиными бородками, рожками и рыль цем пятачком.
- Ма-ма-а-а!!! - заорали мы все четверо в один голос.
«Чёрные археологи», бросив лопаты и задрав хвосты, припустили по предрассветному кладби щу так, что только копытца засверкали. Кажется, теперь я узнал, кто такие бесы, как выглядят и чем занимаются. Ну, в смысле, что на кладбище све жих покойников выкапывают. Для еды, наверное, хотя возможно и иное. Что, если они целенаправ ленно хотели вскрыть именно мою могилу и лично удостовериться в моей смерти?
- А ведь, кстати, последнее - реальней все го, - пробормотал я сам себе под нос, отряхнулся, сбросил гроб обратно в яму, быстренько закидал землёй, обе лопаты швырнул в кусты и по рассвет ному солнышку широким шагом отправился до мой, в Лукошкино.
Птицы просыпались, золотые лучи из-под розо вых облаков щекотали мне ресницы, прохладный ветерок забирался за воротник кителя, а сердце би лось с ничем не сравнимой радостью. Голова едва не кружилась от счастья, я - живой! Живой! На свободе, не в могиле, не в душном гробу, а здесь и сейчас - лёгкий, подпрыгивающий, упоённый жизнью, солнцем, небом!
Мысли были чистыми, ясными, от всех сомне ний, горечи, проблем или каких-то мелких быто вых неурядиц не осталось и следа! Я был бодр те лом и светел душой! Теперь мне точно известно лучшее лекарство от всех неурядиц этой жизни - дайте себя похоронить, потом будьте готовы, что вас попросту забудут, и как финал всего вы будете выкопаны тремя невысокими бесами, больше все го похожими на дрессированных свиней с самыми недружелюбными выражениями поганых харь.
Попробовали себе такое представить? А я это пе режил! И ура! И плевать на всё! Мне теперь ничего не страшно, ничего не жаль, ничего не удивляет, я един со Вселенной и примирён с любыми реалиями этого мира...
- Вернусь и всех уволю! - бормотал я, согнув шись в три погибели и низенькими перебежками вдоль заборов, плетей, огородов, лопухов и репей ника двигаясь в сторону родного отделения. - Ба бу-ягу в первую очередь! Подведу под сокращение штата в связи с пенсионным возрастом. Митьку Лобова - на вечную ссылку, в деревню! Лучше бы на каторгу, но статьи подходящей нет. Фому Ере меева вместе со всеми стрельцами - в штрафбат! Должны же у Гороха быть какие-нибудь штрафба ты для провинившихся военных. А самого царя... А с самим царём я неделю разговаривать не буду и руки ему не подам! Да, не забыть кота Ваську мак нуть мордой в сметану, потом разбить крынку и его же подставить! Всё. Вроде со всеми разобрался. Кого пропустил или не вспомнил, извините, потом убью...
Впрочем, когда я наконец перелез через наш за борчик на заднем дворе, у туалета, моя решитель ность несколько поколебалась. В конце концов, все мы люди, никто не застрахован от ошибок, и сначала надо во всём разобраться, а уж потом ка рать или миловать.
- Спят, - жёстко констатировал я, отказыва ясь верить очевидному.
У ворот вповалку спали четверо наших стрель цов, сивушный запах витал в воздухе. На крыльце отделения, в обнимку с верной пищалью, давал бо гатырского храпака сотник Еремеев, тоже пьяный в никакую. Перешагнув через его ноги, я осторож но толкнул дверь в терем - не заперто.
Хм... как-то странно всё это... Фома на службе не пьёт и своих ребят держит в узде. Если сейчас и дома все пьяные, включая кота, я буду очень-очень удивлён.