Естественно, на божьего человека никто плохо го не подумал, но виновного народный гнев отыс кал поразительно быстро. Угадайте - кого?
- Удивляет только одно, как они тебя вообще там же в булыжную мостовую не закопали?
- Пытались, не дался...
- Лучше б дался, - тихо простонала из своего угла бабка. - Дожила до позора на свои седины - сотрудника милиции старушки богомольные в со домских грехах обвиняют...
- Да, Мить, нехорошо как-то, - поддержал я. Он тяжело вздохнул, пожал плечами и с детской непосредственностью спросил:
- А энто... содомский грех, это драчливость, да?
Мы с Ягой нервно переглянулись. То есть он, бе долага, даже близко не понимал, в чём его обвиня ют, и на всё согласился, думая, что казнят за обычную драку? Нет, ну вот как прикажете на него сер диться всерьёз? Бабкин кот поманил Митю лап кой, отвёл в сени и что-то там нашептал на ухо.
Мы и ахнуть не успели, как наш младший со трудник уже рванул в ворота с рёвом:
- Поубиваю старых дур-р за такие намёки на сотрудника при исполнении-и-и!!!
Мы с Ягой выразительно помолчали. Мысли были схожие и в озвучивании не нуждались: убить не убьёт, но запомнят старушки надолго, как ми лицию нехорошими словами называть...
- А знаешь, Никитушка, свои плюсы в энтом есть. И Митеньку в умных вопросах просветили, и Гришечка-дурачок день весело провёл, и люду бо гомольному нынче скучно не будет. Все довольны и все при деле. А вечер-то близок. Пора бы и нам с тобой за работу браться. Похороны на носу...
Ох, батюшка уголовный кодекс, о своих собст венных похоронах-то я и забыл... Бабка же ориен тировала дьяка - на четвёртые сутки милиционе ров хоронят, да ночью, да тайно. Угу, зная болтли вый язык гражданина Груздева, сегодня ночью на кладбище половина Лукошкина сбежится, погла зеть! Да и как можно людей за любопытство осуж дать, тут некоторые старики трёх царей на своей памяти схоронили, а милиционера ни одного! Не порядок...
- Ладно, я уже на всё подписался. Что надо бу дет делать?
- Дык договорились же вроде, в гробу поле жишь пару часиков, да и всех делов.
- А вы меня потом точно выкопаете?
- Тьфу на тебя, Никитка, да как тока мысли противные тебе в голову лезть могут?! Знамо дело, выкопаем! На что ж мы тебя хоронить-то будем, ежели не расследования ради? Да и как про то за быть, коли я и царя, и Митю, и Еремеева загодя предупредила? Всем миром заявимся да и выко паем.
- Точно? - Подозрений у меня от её вдохно венного пыла почему-то не убавилось.
- Точнее некуда, Фома ты неверующий! даже обиделась бабка. - Иди-ко давай в гроб ло жись, хоть примеришься: не жмёт ли где в плечах, ноги ли вытянуть удобно?
Я махнул рукой и пошёл. Роскошный гроб, оби тый серой тканью, с рюшечками и ленточками, в стиле вселенской скорби богоизбранного народа, стоял прислонённым к стене в сенях. Мы с Ягой ак куратно положили его на пол, и я попробовал, впервые в своей жизни, туда лечь.
Ну что могу сказать...
В принципе вполне удобно. Шмулинсон дейст вительно хороший гробовщик и дело своё знает. Гроб был удобным, как колыбелька, не жал в пле чах, позволял вольно вытянуть ноги и при закры тии крышкой оставлял достаточно пространства для дыхания. Думаю, в нём вполне можно продер жаться часа два-три, пока меня не выкопают. Правда, кадры с Умой Турман из фильма «Убить Билла» упрямо лезли в голову, но я их гнал от себя, у нас всё-таки несколько другая ситуация...
- Значит, мне вот просто так лежать, и всё?
- Ну как тебе сказать, Никитушка... - поряд ком призадумалась Баба-яга. - Просто так ты не вылежишь, ить к тебе народу сколько прощаться пойдёт. Надобно, чтоб ты ровно труп был, без ма лейших подозрениев...
- В смысле не дышать?
- В смысле дам я тебе одну настойку тайную, ты с неё ровно сном заснёшь. Но дыхание столь ти хим будет, что человеческим глазом вовек не угля дишь. А через три часа ты сам проснёшься, уже у нас в отделении.
- Вы уверены?
- Да не переживай ты так, сокол ясный, - всплеснула руками бабка. - А то мне уже и обидно становится, словно бы ты мне, старой, не доверя ешь! Это когда ж я такое оскорбительство жестокое заслужить успела, а?!
Крыть было нечем. Моя домохозяйка и по со вместительству бессменная эксперт-криминалистка нашей опергруппы не подводила меня ни разу. Приходилось вновь просто верить ей на слово. И я поверил. Боже, я поверил...
- Щас настоечки чудодейственной выпьешь, и ложись себе, спи-почивай! Ни про что не думай, ни о чём не беспокойся.
Я причесался, поправил мундир, застегнул все пуговицы, начистил ботинки, выпил и лёг. По следнее, что чётко помню, это как в горницу вбе жал ещё более потрёпанный, чем час назад, Мить ка и в руках у него, как скальпы, трепыхались во семнадцать старушечьих чёрных платочков. Боль ше не видел ничего, глаза сами закрылись, тело перестало повиноваться сигналам мозга, и весь мир вокруг меня превратился в мягко растянутые звуки. То есть слышать я мог и, уж поверьте, на слушался всякого...