С четверти первого до полседьмого

«Те, кто прежде…»

Те, кто прежде

тебя иль меня любили
Кто и поныне считает,
что любит из нас кого-то,
Еще на что-то надеются,
думают: или-или,
Дышат в трубку, внезапно
являются из-за поворота.

А то собираются вместе,

прикрывая злобу — участьем,
И начинают судить нас,
об истине зная немного:
Мол, наше счастье —
это, в общем, несчастье,
И мы поплатимся,
а они, возможно, помогут.

Но кто судья — нам,

друг с другом вкусившим рая,
Не осквернившим любовь
ни торговлей, ни даже меной?
Только сизая вечность,
синеющая у края,
Только жизнь, никогда
не бывающая чрезмерной…

«Не пугай меня к ночи…»

Не пугай меня к ночи,

такого и в шутку не надо.
Мне ведь снилось однажды,
что правда уходишь ты,
А с тобою —
вся долгая моя жизнь
И легкая моя смерть,
И прочие мои мечты…

«В пригороде моем…»

В пригороде моем

Весна четвертые сутки,
И так хорошо вдвоем
Вечность разменивать по минутке!

В городе кутерьма, болтовня,

Машины летят, пугая.
А в пригороде у меня
Мне дождик шуршит: «Дорогая!..»

И нас с тобой зовет воробей,

От вдохновенья шалея,
И небо лишь для нас — голубей,
И зеленей аллея.

Не так ли перед прыжком

Время вдруг тормозится,
И плачут, не зная, по ком,
Ветер, вода и птица?..

«Откуда эта холодность? Откуда…»

Откуда эта холодность? Откуда

Бесстрастность рук и отрешенность глаз?
Мы соли вместе съели меньше пуда,
Но слез добавь — и будет в самый раз.

И все напрасно.

Неохотно, куцо,
Но все ж всплывает месяц надо мной, —
Хоть я смогла уйти, не оглянуться
И в столб не превратиться соляной…

«Насмешки такой бессердечной…»

Насмешки такой бессердечной

Мы явно не ждали с тобой:
Любовь оказалась конечной —
Как жизнь и как боль.

Роняет июль с небосвода

Светил перезрелую гроздь…
Ну что с возвращенной свободой
Нам делать, теперь уже врозь?

А полночь в ответ мне хохочет

Всем сонмом нарядных огней:
Любовь оказалась короче!
А жизнь — оказалась длинней!