С чистого листа

Маркус играл во дворе. Я залез на крышу, чтобы смыться от него и от мамы, которая всегда велела мне за ним присматривать. Залезть наверх оказалось труднее, чем я ожидал. Это меня удивило. И на крыше оказалось очень грязно – птичий помет, какие-то ветки и мяч для софтбола, пролежавший там, наверное, лет двадцать. Крыша у нас на доме не плоская, с наклоном, и я добрался до самого гребешка, откуда стал разглядывать улицу и весь район. Я держался одной рукой, и как раз тогда на меня посмотрел Маркус, а я отпустил руку, потому что хотел показать ему, что я сильный, бесстрашный и большой, а он таким никогда не станет.

Нужно меньше секунды, чтобы упасть с почти четырехметровой высоты, но мне показалось, что падение длилось целую вечность. Говорят, что в момент падения память распахивается настежь. Ты видишь то, о чем обычно не думаешь, чего не видишь и не помнишь. В моем случае это было мамино лицо – точнее, ее глаза. Я не помню, какими они были в тот момент, когда я их увидел, но я помню, что точно их видел.

Либби

– Алло?

– Это Джек. Я думал о том, что ты сказала.

– Я много чего говорю. Поконкретнее можешь?

– Я думал о том, что ты сказала, что нужно что-то делать касательно всей этой ситуации с ты-нравишься-мне-я-нравлюсь-тебе.

– Я никогда не говорила, что ты мне нравишься.

Молчание.

– То, что ты только что слышала, – это последний стук моего скоропостижно скончавшегося сердца.

– Говоря гипотетически, если – я не утверждаю, что это так, – но если бы ты мне нравился, как бы ты себя в таком случае вел?

– Я бы, наверное, захотел взять тебя за руку.

– Наверное?

– Гипотетически, да. Мне бы однозначно гипотетически захотелось взять тебя за руку.

– Ну, ладно, я бы, наверное и гипотетически, тоже бы взяла тебя за руку.

– Я бы также гипотетически захотел пригласить тебя в кино, хотя кино мне вообще-то не нравится из-за всей этой ситуации с путаницей лиц.

– Какое кино?

– То есть какой фильм?

– Мне нужно знать, захочется ли мне его посмотреть.

– А не достаточно ли просто побыть со мной рядом, гипотетически держась за руки в темноте?

– Мне по крайней мере нужно знать, что за фильм мы станем смотреть.

– Ага. По-моему, там должно быть всего понемногу. Комедии. Драмы. Действия. Тайны. Романтики. Любви.

– Похоже на по-настоящему хороший фильм.

– А ты будешь во время сеанса держать меня за руку?

– Наверное.

– Ладно. Пока что приму «наверное». Мне бы также хотелось пригласить тебя поужинать, до фильма или после, как скажешь, и абсолютно точно хотелось бы проводить тебя до дома.

– А если мне захочется протанцевать до дома?

– Я твой покорный слуга.

Ой ли? Серьезно? Мое сердце выпрыгивает из комнаты, скачет по коридору за дверь прямиком на улицу.

– Но после того как я протанцую с тобой до дома, мне бы захотелось тебя поцеловать.

– Да?

– Точно.

Теперь моего сердца на земле уже не найти. Я вижу, как оно пролетает мимо Луны и звезд и исчезает в другой галактике.

– Гипотетически.

– Ну, ладно, я бы позволила тебе себя поцеловать.

– Гипотетически.

– Нет. Однозначно.

Когда мы заканчиваем разговор два часа спустя, на дисплее часов уже 01.46. Остаток ночи я лежу и жду, пока сердце вернется на место у меня в груди.

Следующие восемь дней

Джек

В понедельник за обедом я сижу напротив Кама и Сета, которые прижались друг к другу локтями. Я набрасываю варианты оформления робота Дасти, и меня впервые охватывает вдохновение – я вижу все это и наконец-то знаю, что делаю, и кровь стучит в висках, а сердце в груди, словно я только что пробежал марафон и прорвался к финишу. Ничего, ровным счетом ничего не может остановить моего творческого порыва, пока Сет не произносит:

– Слушай, мы тут с Камом нашли кое-что, что поможет тебе в твоей ситуации.

Я поднимаю на него несколько затуманенный взгляд, потому что мысли мои находятся на лежащей передо мной бумаге, а не в школьной столовой. Сет скалится, как шакал, и что бы ни было у него на уме, я это слушать не желаю.

Однако я спрашиваю чертовски осторожным тоном:

– В какой такой ситуации?