В политических кругах в 92-м году об этом знали всего полдюжины человек, когда это всплыло в те дни, когда проходили слушания по Хоукинсу. Тогда тоже ничего не было сказано, и Хоукинс покинул Вашингтон, объявив, что от дальнейшей службы обществу его удерживают вопросы здоровья. После этого я не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал эту тему, но я решил, что все концы ведут именно к тому периоду. Об этом не забыли и не стали умалчивать. Кто-то проболтался Биллу Клинтону. А теперь настало время расплаты!
Я не мог больше ничего сделать до тех пор, пока мы не приземлились, и нам было недостаточно информации только из одного доклада. Мы собирались оказаться в Вашингтоне днем, взять номер Times и возможно, посмотреть новости. После этого я смог бы встретиться с губернатором Бушем и понять, что будет в будущем происходить. Это был идеальный пример того, что от вице-президента могло быть больше проблем, чем толка. В некоторых странах это назначаемая позиция. И это всерьез заставляло меня задумываться о нашей политической системе.
Мы приземлились в Национальном аэропорту поздним днем и ухватили один номер New York Times, пока проходили через терминал. Пока что об этом писали только они, но уже завтра это бы изменилось. Все вело к тому, что это станет главной темой сегодняшних вечерних новостей вместе с весьма предсказуемым ответом. «Губернатор Буш полностью уверен в конгрессмене Бакмэне, и с нетерпением ожидает возможности обсудить это с ним». Он бы с таким же нетерпением точил бы мачете, чтобы легче было изрубить меня на мелкие кусочки. Стандартной реакцией на это стал бы мой «добровольный» уход с позиции, чтобы я мог «сконцентрировать все свои силы на борьбе с ложью и сплетнями». И смотреть, чтобы меня на выходе дверью не пришибло, кстати.
Я прочел статью дважды по дороге в отель. Статья в Times была куда подробнее, чем у Associated Press. Они писали, что во время международных учений в Гондурасе наш отряд ошибочно высадили в соседней Никарагуа. Несмотря на приказ сдаться властям Никарагуа, я не подчинился и захватил взлетную полосу. Затем, когда начали появляться вертолеты, чтобы спасти моих людей и арестовать меня, я одновременно казнил всех пленных и пригрозил сделать то же самое со своими солдатами, если они проболтаются о том, чего я только что натворил. Уже потом, в Гондурасе, меня арестовали и предъявили обвинения в мятеже, неподчинении приказу и убийстве, но потом отпустили вместо того, чтобы на трибунале всплыла вся правда, по причинам национальной безопасности.
Там было достаточной доли правды, чтобы понять, что кто-то, должно быть, слил им часть официальной документации. Даты и места были указаны абсолютно точно. Единственные уточнения по источнику были даны как «анонимный источник, тесно связанный с сокрытием данных». Это была самая интересная часть. Пока что это был всего лишь дым без огня, но это очень быстро бы изменилось. Теперь же, когда все это стало открыто, другие люди могли бы и заговорить. Всем, кто хотя бы рядом был с Тегусипальпой той осенью, тыкали бы в лицо микрофоном и кто-нибудь бы точно проговорился.
Когда мы прибыли в отель, агент Секретной Службы уже ждал меня и проводил прямо в номер губернатора. Я не удивился, увидев, что там меня ждали и Дик Чейни с Карлом Роувом. Никто из них не улыбался.
– Ну, кажется, я знаю, почему мы все здесь, – сказал я, помахивая газетой.
– Я очень надеюсь, что это не попытка показаться смешным, Карл, – ответил Джордж.
Он жестом пригласил нас к креслам и мы сели.
– Очень навряд ли.
– Это правда? – спросил он, переходя сразу к делу.
– Не совсем, но там достаточно правды, чтобы навлечь проблем, – ответил я.
– Не строй из себя милашку, Бакмэн! – вскричал Чейни, – Мы спрашивали тебя об этом во время проверки, и ты солгал нам!
– Вот уж черта с два, Дик! Я сказал вам, что это засекречено, и я не мог об этом говорить. Не говорить об этом уж сильно отличается от того, чтобы лгать, и не забывай об этом!
– Пошел ты, Бакмэн. Я знал, что от тебя будут проблемы.
Джордж решил успокоить атмосферу и просто сказал:
– Забудь о грифе секретности. Это уже позади. Все равно все теперь всплывет на поверхность. Тебе стоит рассказать нам, что тогда произошло. Все.
Я кивнул.
– Хорошо. Раз уж кто-то решил слить засекреченную информацию, то тогда с меня тоже взятки гладки, – и потом я пятнадцать минут рассказывал о том, что тогда произошло, и еще десять минут указывал на расхождения между тем, что произошло на самом деле, и тем, о чем написали в Times. Я не признал, что убил кого-либо из пленных, а просто повторил свою старую цитату об их освобождении.
– Это уже не важно. Они наложили лапы на что-то. К концу недели люди уже будут уверять, что ты убивал пленных голыми руками, – сказал Роув.
– Карл, ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Из всех тех, кто совершил тот прыжок – только один начал жаловаться и возмущаться, и он все это сочинил. Он ничего не видел вообще. Он лгал тогда, и если за всем этим стоит он, то он все еще лжет, – сказал я ему.