Я: Верно. Это все всплыло только в воскресенье, и у меня был только вчерашний день, чтобы начать собирать все по крупицам. Некоторые из документов, например, последний отчет о расследовании от военного прокурора, были просто для меня недоступны. Они хранились не в Пентагоне, а в штабе военно-юридической службы. Что касается имен служащих, то уже прошло почти двадцать лет. Большая часть из них покинула службу и разбежались по всей стране. Я приложил все усилия, но уверен, что кто-то из них мог умереть, а кто-то не оставил новых адресов.
В этот момент продюсер закричал: «Снято!».
Они с Уоллесом посовещались, затем конверты были изучены и переданы каким-то помощникам, вероятно, чтобы их рассмотрели для того, чтобы либо опровергнуть то, что я говорю, либо чтобы убедиться в моих словах. Я же надеялся, что мне удастся достучаться до кого-нибудь из ребят, которые тогда прыгнули, и чтобы они подтвердили, что напечатанная история – чушь собачья. Но опять же, с моей удачей, единственного парня, которого смогут найти – это того мудилу-лейтенанта, который и закинул меня в эту заварушку.
Через пару минут после того, как меня расспросили об этих документах и убрали их с площадки, мы вернулись к интервью.
Уоллес: Итак, вы говорите, что то, о чем сообщают – совсем не то, что произошло на самом деле. Можете ли вы рассказать нам, как все было?
Я: Конечно.
Затем я примерно около получаса вспоминал о той миссии в Гондурасе, и о том, что мы должны были там делать, тот судьбоносный ебаный прыжок и бойню по дороге домой. Затем я поведал об аресте уже на базе, теплом приеме со стороны военной полиции и о том, как очнулся в больнице в заключении. Я знал, что около девяноста процентов всего вырежут, но это была их работа. Мой спрятанный диктофон был включен на случай, если ко мне попытаются придраться.
Уоллес: По вашим словам, генерал Хоукинс отказался отправлять за вами вертолет до тех пор, пока вы шантажом не вынудили его это сделать. Почему он так поступил? Мне кажется, что забрать вас быстрее домой уменьшило бы вероятность того, что вас захватят в плен.
Я: Я уже много лет об этом думаю. Единственное, что я могу предположить, так это то, что Хоукинс был больше политиком, нежели генералом. Исходя из того, что я знаю из отчетов о нем, он никогда не участвовал в боях и даже близко с ними не находился. Его опыт войны во Вьетнаме был ограничен службой в штабе в Сайгоне. Да и независимо от этого я думаю, что ему было все равно до тех пор, пока это не вредило его карьере. Единственное, что его волновало – это чтобы его личное дело выглядело хорошо. Если бы нас захватили из-за моих просчетов, ну, виной бы стала моя слабая подготовка, оценка ситуации и виновата бы была 82-я Воздушная, которая разрешила мне командовать. Но если бы он отправил вертолеты, чтобы спасти нас, он бы взял на себя полную ответственность, и если что-нибудь случилось бы, то это было бы уже на его совести.
Уоллес: Это поразительно! И после всего этого вы утверждаете, что он отдал приказ о вашем аресте и последующей пытке, чтобы выбить признание?
Я: Думаю, было бы преувеличением называть это пыткой. Хоть мне и неплохо намяли бока, и тот парень, который это делал, слега увлекся, но пыткой я бы это не назвал.
Уоллес: Но вы утверждаете, что он приказал избивать американского офицера до потери сознания.
Я: Как я это понимаю, он приказал, чтобы начальник военной полиции предложил мне щедрые условия, если я дам признание, и настоятельно призывал, чтобы я был убежден в своих ошибках, а сам начальник военной полиции утверждает, что ответственен излишне усердный военный полицейский. Можете верить тому, чему хотите.
Уоллес: И что произошло после того, как вы очнулись в больнице?
Я: Я очнулся в больнице в Гуантанамо на базе морского флота, куда меня отвезли, пока я был без сознания. Я был в изоляторе. Будучи там, я разговаривал с адвокатом военно-юридической службы, который потом озвучил мне последние распоряжения по расследованию. В первую очередь все о том прыжке было под грифом «Совершенно Секретно». Практически каждого офицера, который был связан с этим, сняли с командования и уволили, включая меня самого. Я получил Бронзовую Звезду за то, что довел парней домой, но моей военной карьере настал конец. И если я хотел еще хотя бы раз увидеть свою жену с семьей, то мне нужно было держать рот на замке и плыть по течению.
Уоллес: Что произошло с генералом Хоукинсом?
Я: Вскоре после этого его повысили до генерала-майора, и разместили в штабе НАТО. Со временем, прежде чем он ушел в отставку, его повысили еще и до генерала-лейтенанта.
Уоллес: Его повысили?
Я: Да.
В этот момент Уоллес начал разбирать детали моей истории. Почему я был там? Почему я взял командование? Почему у нас было так много жертв? Самым большим вопросом, конечно же, стали заложники, которых мы взяли на аэродроме.
Уоллес: Почему вы взяли заложников? Для какой цели они служили?