С чистого листа главы 100-165

Мы прилетели домой, и я резко почувствовал себя измученным и опустошенным. На кону было мое будущее, и казалось, что Фортуна была не на моей стороне. Ко времени, когда я смог посмотреть новости в тот вечер – интервью разошлось по всей стране. Гондурас с Никарагуа требовали мою голову, хоть Штаты и могли оставить себе все остальное. В Гондурасе визжали, что я каким-то образом их опозорил, хотя никаких публичных заявлений я не давал. Никарагуа же, будучи еще нестабильной оттого, что во главе стояли «Контры», а не сандинисты, требовала, чтобы я вернулся туда и предстал перед их судом за вторжение в их страну и убийство их граждан.

Джордж Буш продолжал агитировать. Официальным сообщением стало, что он целиком и полностью верил в меня, и что все эти обвинения – беспочвенные политические нападки со стороны Белого Дома Клинтона. Я же работал над тем, чтобы доказать, что эти фальшивые утверждения были ложью, и был недоступен несколько дней, пока я этим занимался. Я поговорил с Джорджем в понедельник вечером и поделился своими планами на день, и затем позвонил ему вечером вторника, чтобы рассказать, что было на «Шестидесяти минутах». Мы ожидали, что этот выпуск покажут в воскресенье вечером.

Мы все еще пытались разобраться, кто стоял за этим. Это было намного жестче и прямолинейнее, чем обычные выходки Клинтона. Я волновался, что это мог быть Карвилль. Джеймс Карвилль и Дик Моррис всегда были его подручными в плане грязных трюков, где Карвилль выступал в качестве орудия, а Моррис был направляющим. Но Морриса больше не было с ними, он пал жертвой скандала с проститутками во время предыдущих выборов. Было больше похоже на Джеймса Карвилля, который был резок и жесток в своей правде, и плевал на все возможные последствия. Да и я был уверен, что это не Чейни или Роув. Они тоже не слишком-то были мне рады, но их время вскрывать мне глотку было до собрания, а не после него.

Как только я оказался дома, у нас и Мэрилин состоялся длинный разговор с девочками о том, что произошло в 1981-м году и о том, что происходило сейчас. Я предупредил их, что все станет еще безумнее, прежде чем уляжется, и сказал им не разговаривать с журналистами. Если кто-либо начал бы задавать им вопросы, им нужно было просто отвечать, что для ответа нужно найти меня или их мать. Не важно, был бы это журналист, учитель или другой ученик – им нельзя было говорить об этом. Это было сверх того, о чем я мог их просить, но мне нужна была их помощь. Они соответственно впечатлились и клятвенно пообещали молчать. Я улыбнулся их матери, когда они давали это обещание, и мы отпустили их восвояси. Чарли в это время был в море, он плыл в Австралию на земноводные учения с австралийцами, и наверняка еще не скоро смог бы позвонить. Мы получили от него пару электронных писем после разгара этой истории, где он писал, что верит мне, а не газетам.

Среда оказалась неоднозначной. Я остался дома, но весь день висел на телефоне. Плохими новостями стало то, что Гондурас отозвал своего посла на «дискуссию», а Никарагуа решила обрубить все дипломатические связи с Соединенными Штатами. Вечерние новости ссылались на это как на «Кризис Бакмэна» и пророчили мрак и гибель нашим международным отношениям со всеми, кто находится южнее Рио Гранде. Также со мной связался кто-то из министерства юстиции и запросил прийти на «обсуждение», а я сослался на своего юриста, Такера Потсдама, которому я поручил отсиживаться и задерживать их до тех пор, пока я не возьму ситуацию под контроль. В тот самый момент, как я показался бы в любом из кабинетов американских прокуроров, там сразу появились бы и камеры со вспышками, и вместе с ними – реальная возможность «шествия позора». Мне нужно было оставаться вдали от министерства юстиции настолько долго, насколько это возможно.

С другой же стороны, мне начали поступать звонки по телефону от солдат в отставке по всей стране, ребят и из батареи Браво, и из третьей роты. Сначала они позвонили в мой офис в Конгрессе, но когда Марти услышал о них, то сразу позвонил мне. У нас было правило, что никому мой домашний номер не давать, но это стало исключением из правила. Им было передано перезвонить и дали мой личный номер. Ранним вечером, когда люди начали возвращаться домой с работы и начали получать сообщения, что им нужно позвонить в газету или на телевидение, мне начали поступать звонки дома. К среде различные новостные агентства начали использовать свои собственные источники, чтобы раздобыть имена и адреса людей, которые могли что-то знать.

Должен признать, я испытал огромное облегчение, отвечая на некоторые из звонков. Не важно, сколько туч было над моей головой, почти с каждым звонком мне предлагали поддержку, даже те люди, с которыми я никогда не связывался. Когда они спросили, что им нужно делать, я сказал им говорить правду, особенно если им позвонят из «Шестидесяти минут». Единственным способом для меня удержаться на плаву стало бы, если те парни, которые в тот день были там, сказали бы, что все это брехня.